О людях и самолётах 2
Шрифт:
Боевые части проверяют дважды в год, военные кафедры – реже. Их положено проверять раз в три года, но на самом деле, комиссии приезжают раз в четыре-пять лет. Такие комиссии и проверки называются комплексными. Я для себя решил так: раз комиссия комплексная, у неё должна быть действительная и мнимая часть. Действительная – это когда проверяют по делу, знания преподавателей и студентов, скажем, а мнимая часть… Ну, мнимая – это всё остальное. Включая пехотную дурь. Лишь бы только мнимая часть не придавила до смерти действительную.
Удивлённый читатель может спросить: А хрен ли упираться?! Ну получили
И вот совпало так, что в ноябре *** года должен был закончиться мой контракт, который я в связи с достижением предельного возраста пребывания на воинской службе продлевать не собирался, а в сентябре кафедра должна была в очередной раз подвергнуться.
Начальник кафедры понимал, что дембель мой совершенно неизбежен, поэтому в преддембельские месяцы я могу впасть в здоровый армейский пофигизм, помешать которому он не сможет никак. А цикл, которым я командовал, был самым ответственным, выпускающим. Вся секретная техника кафедры была у меня, и техника эта должна была работать. А ещё на мне были кафедральные компьютеры и компьютерный учебный класс.
Положим, я свой цикл на поругание так и так бы не бросил, но шеф предусмотрительно решил привязать к тыльным частям своего организма лист фанеры.
Он вызвал меня и сказал:
– Подготовишь свой цикл к проверке без замечаний – до дембеля на службу можешь не ходить.
Я прикинул: три месяца оплачиваемого отпуска на дороге не валяются, и ответил:
– Есть!
Забегая вперёд, скажу, что мы оба своё слово сдержали: никаких грубых косяков в моем хозяйстве обнаружено не было, цикл получил оценку «хорошо», а я в образовавшиеся три месяца со вкусом отдохнул и стал потихоньку искать работу.
C началом Перестройки комплексные проверки военных кафедр приобрели очень интересные особенности. Старшие штабы продолжали требовать с подчинённых «как при Советской власти», при этом начисто забыв про свои обязанности по снабжению, финансированию и укомплектованию кафедр, поэтому проверки приобрели какой-то фантасмагорический, нереальный оттенок. Помню, одна комиссия, которую случайно занесло к нам, не приходя в сознание, записала в акте проверки в качестве недостатка отсутствие на кафедре самолётов постановщиков помех. Робкие объяснения начальника, что даже если кафедре и будет выделен такой самолёт, то сесть он сможет только на крышу корпуса «А», были презрительно отвергнуты. Характерно, что все последующие комиссии, знакомясь с актами предыдущих, о самолёте почему-то больше не вспоминали. Другой проверяющий потребовал, чтобы все преподаватели имели табельные пистолеты и ходили дежурными по кафедре с оружием. Эта смелая инициатива совпала с практически полным изъятием из частей Мосгарнизона личного оружия офицеров, поэтому когда мы на основании очередного акта проверки прислали заявку на 50 пистолетов, над нами даже не стали смеяться, а просто покрутили пальцем у виска. Вопрос с пистолетами решился сам собой.
Вскоре стало важно не что проверяют, а кто проверяет и как. Поскольку в Москве было несколько десятков военных кафедр, то какая-то обязательно находилась в состоянии проверки. Наш «чистый зам», забросив занятия, мотался по этим кафедрам, узнавая, «что спрашивают» и за что могут натянуть на конус. Темные и противоречивые результаты проверок кафедр самого различного профиля тщательно изучались и принимались меры, направленные на недопущение. Учебный процесс уже воспринимался как досадная помеха в подготовке к проверке.
И вот, наконец, время Ч, час Х, день Д, словом, комиссия – на кафедре. Председатель комиссии – командующий ВВС МВО. Ясное дело, в 8.30 утра в понедельник командующий на кафедру не приехал, не царское это дело. Его задача – сходить к ректору для представления комиссии, попить коньячку и потрепаться, потом ещё раз сходить к ректору подписать акт проверки, ну и выбрать время, чтобы сказать офицерам кафедры что-нибудь приятное.
В отсутствие командующего комиссией руководил полковник Л из управления вузов ВВС.
Полковника Л* знали все преподаватели авиационных кафедр, военных училищ и академий, и знали исключительно с плохой стороны. Полковник Л* был законченной сволочью, и в этом, а также в возглавлении различных комиссий, состояло его служебное призвание.
Вот он стоит на трибуне нашего маленького класса для совещаний и пытается просверлить взглядом в моем мундире дырку на уровне пуза. Меня он, конечно, узнал.
Дело в том, что за несколько лет назад до описываемых событий я, получив очередное звание, поехал представляться начальнику управления.
Сейчас этой конторы уже нет, в результате многочисленных реорганизаций она сначала усохла до отдела в управлении боевой подготовки ВВС, а потом вообще куда-то пропала, а тогда это было довольно пафосное учреждение, занимавшее целый подъезд в «Доме с шарами».
«Дом с шарами» был построен после войны на окраине Петровского парка для профессуры академии Жуковского в известном стиле «Сталинский ампир», и по причуде архитектора был украшен здоровенными шарами из очень красивого бордового гранита, отсюда и название.
Дело было летом, и я поехал в управление в том виде, в каком обычно ездил на службу, то есть в рубашке с короткими рукавами и в пилотке. Оформив пропуск, я поднялся на древнем, грохочущем лифте на нужный этаж и в коридоре нос к носу столкнулся с Л*. Увидев меня, он мгновенно остервенился и завопил:
– Что это за форма на вас, товарищ подполковник?!!
– Летняя повседневная вне строя, товарищ полковник, – спокойно ответил я. По сроку службы и званию мне уже не полагалось напрягаться по поводу каких-то «эй полковников», что Л*. немедленно и почуял.
– Вы пришли в управление вузов ВВС!!! – продолжал визжать он, – в святое место, а вы – в рубашечке и пилоточке! И без галстука!!! Слова «рубашечка» и «пилоточка» он постарался произнести с отвращением, чтобы подчеркнуть глубину моего падения.
– Температура воздуха, товарищ полковник, – ответил я, – превышает плюс восемнадцать градусов, так что в соответствии с приказом начальника Мосгарнизона имею право.
– Да вы, да вы!!! – задохнулся Л. и вдруг у меня из-за спины кто-то тихо, но отчётливо спросил: