О людях и самолётах 2
Шрифт:
– Почему вы опятькричите на всё управление?
Л*. мгновенно заткнулся и стоял столбом, потихоньку стравливая набранный воздух.
Я обернулся. Разминая «Беломорину», ко мне подходил генерал-лейтенант.
– Вы к кому?
– Товарищ генерал-лейтенант авиации! – заблажил я, подполковник Крюков! Представляюсь по поводу…
– Подождите-подождите, – помахал он папиросой и поморщился. – Не здесь. Пойдёмте ко мне.
В неуютном кабинете, обставленном дряхлой канцелярской мебелью, я, сделав три строевых шага от двери, попытался
– Присаживайтесь, – прервал меня генерал. – Вы откуда?
Я доложил.
– Ага, РЭБ… Это хорошо. Степень есть?
– Никак нет!
– Защищаться собираетесь?
Я замялся. Первая глава диссертации пылилась в «секретке», а я всё свободное время собирал компьютеры на заказ и на кооперативных курсах учил незамутнённых барышень пользоваться Word-ом и Outlook-ом.
– Преподаватель обязательно должен заниматься наукой, – сказал генерал, не дождавшись ответа, – иначе какой же он преподаватель? Ну, желаю удачи!
Он подписал мой пропуск, и я пошёл к выходу. Л. опять торчал с сигаретой в коридоре, но, заметив меня, отвернулся к окну.
– Запомнит ведь, хорёк-липкие лапки, – подумал я. Так и вышло.
– Товарищ подполковник, где ваша рабочая тетрадь?!
Диалог с полковником Л* был начисто лишён смысла, поэтому я промолчал.
– Куда вы будете записывать мои указания?!! – тоном выше продолжает допрос Л*.
– Разрешите сходить за тетрадью? – выждав приличествующую паузу, спросил я.
– Не разрешаю! Садитесь на место! – нелогично приказал Л*.
Я сел. Никаких указаний Л*., конечно, давать и не собирался. Он довёл состав комиссии и порядок проверки, которые мы знали и без него, так как получили план месяц назад. Долго разоряться Л*. не мог, поскольку через 15 минут построение студенческих взводов, и он это знал. Л*. зачитал план проверки на сегодняшний день и закончил совещание.
Ого, у меня на лекции сегодня проверяющий! Ну, это пожалуйста, это сколько угодно, этим нас не возьмёшь. Одну и ту же тему в семестр мы повторяем раз по 10-15, поэтому конспектом я давно не пользуюсь, хотя вся документация, естественно, готова.
Моим проверяющим оказался майор, адъюнкт из Жуковки, который честно высидел все два часа лекции. После занятий, как положено, я прибыл к нему за получением замечаний. Адъюнкт замялся. Замечаний у него, оказывается, нет, но так не полагается. В акт проверки надо вписать два недостатка, и он просит придумать их меня. Придумываем вместе какую-то ерунду, майор вписывает её в книгу проверки, облегчённо вздыхает и благодарит. Я тоже благодарю и шикарным жестом вручаю ему только что отпечатанный в типографии конспект моих лекций. Майор страшно доволен, оказывается, ему поручили читать что-то подобное курсантам в академии, и вот – у него готовый конспект. В тёплой и дружественной обстановке расстаёмся. Самое интересное у нас начнётся послезанятий.
Например, строевой смотр.
Тучные годы нашей кафедры, когда только на моем цикле было двадцать преподавателей, а общее количество офицеров превышало полсотни, сменились годами тощими, поэтому в одношереножном строю, представленном к смотру, красовалось двенадцать офицеров, один другого краше. Снабжение вещевым имуществом в те годы печатными словами описать невозможно, магазины военной формы уже позакрывались, последним, не выдержав нагрузки, рухнул Военторг на Калининском, поэтому профессорско-преподавательский состав кафедры красовался в чудовищных обносках, являя собой странное смешение зелёного с синим. Советские погоны, эмблемы, нагрудные знаки и тому подобное причудливо чередовались с российскими, изготовленными, по слухам, артелью Сочинских инвалидов.
На правом фланге возвышался полковник М*. После неудачного лыжного слалома и столкновения с отдельно стоящим деревом ключица М*. срослась неправильно, отчего он при ходьбе загребал правым плечом вперёд и приобрёл привычку совершать в сторону собеседника выпады головой наподобие латиноамериканского кондора. Правда, не шипел.
Полковник М*. стоял в строю в папахе. Вообще-то, форма одежды была ещё летней, но синей фуражки М*. не нашёл, и ему пришлось натянуть папаху, отчего он казался на голову (а на самом деле на папаху) выше окружающих.
Строевой смотр проводил крошечный полковник-пехотинец, который доставал М*. только до орденов. Увидев нашего правофлангового, он надолго задумался, но собрал волю в кулак и заметил:
– А вам, товарищ полковник, не мешало бы подстричься!
– Ну, товарищ полковник… – проныл М*, стягивая папаху. Его голова была абсолютно лысой, незначительный арьергард волос судорожно цеплялся за виски.
– М-да… Ладно, не надо стричься! – отменил своё замечание проверяющий.
М* удовлетворённо натянул папаху, остатки волос на висках, прижатые папахой, жизнерадостно встопорщились.
– Нет, всё-таки подстригитесь! – снова передумал проверяющий и поспешил перейти к следующему в строю.
– Старший преподаватель, подполковник П*! – жизнерадостно представился тот. П* со дня на день ждал приказа о дембеле, на строевой смотр, который ему был глубоко пох, П* явился только потому, что был ещё в списках кафедры.
Проверяющий опустил взгляд и увидел, что П* стоит в гражданских сапожках.
– Что это у вас за обувь, товарищ подполковник? – спросил он.
– Ортопедическая!!! – не затруднился с ответом П*.
Слово «ортопедическая» проверяющий явно не знал…
Начальник кафедры, стоявший за его спиной, поперхнулся и вышел из аудитории.
– Товарищ полковник, старший преподаватель подполковник К*! – рявкнул сосед П*.
К* до прихода на кафедру был отличным лётчиком, летал на всех типах вертолётов и был, в сущности неплохим преподавателем, но имел внешность орангутанга, где-то выкравшего подполковничью форму. Громадная, сизая, похожая на чугунную поковку нижняя челюсть, маленькие глазки, глубоко запрятанные под монолитный лоб, практически квадратная фигура, мощные ручищи… О том, какое впечатление К* производит на неподготовленного человека, он конечно знал, и нередко этим пользовался, умело прикидываясь дегенератом.