О людях и самолётах 2
Шрифт:
– Товарищ генерал, а нам-то как? У меня же орава на вокзале сидит…
– Ну, бля, из-за вас на нары загремишь, – проворчал генерал и ткнул пальцем в селектор, – Начстроя ко мне!
– Выпишешь этим проездные до Саратова, потом подумаем, как списать.
Весь оставшийся световой день я, как беговой верблюд, нарезал круги по Сызрани между штабом училища и комендатурой ВОСО. К вечеру удалось получить билеты на почтово-багажный поезд «Сызрань-Саратов», которые перед посадкой оказались двойными. Я был настолько обозлён и утомлён, что не стал выяснять, чьи билеты незаконные, а просто послал бригадира и подал
Ночь в почтово-багажном поезде я запомнил надолго, а утром в Саратове нас уже ждали офицеры из полка, которым позвонили из штаба училища. Зрелище высаживающихся из поезда голодных, грязных и небритых студентов, вероятно, напоминало массовый побег из сумасшедшего дома тюремного типа. Во всяком случае, встречавший нас офицер подавился сигаретой и приказал старшему автоколонны: «Сразу к столовой!»
Когда я на следующий день позвонил в Москву, то в разговоре с полковником Т* тщательно старался припомнить и воспроизвести всё, что услышал от генерала. Т* на другом конце провода что-то кудахтал, вскрикивал «Ну совершенно верно!» и вообще готов был искупить любой ценой.
Хрен там.
На следующий год он проделал совершенно такой же акробатический этюд, несмотря на то, что я в Москве битый час объяснял ему, чем отличается «в» от «при». Ситуацию приятно разнообразило то, что студентов со мной было уже 150, а ехать нам нужно было на заволжский аэродром, куда поезда из Сызрани вообще не ходили. К счастью, день был лётный, и студентов дотемна перевозили на вертолётах. Я проклял Т* чёрной клятвой и поклялся по возвращении в Москву прибить его скальп над своим рабочим местом.
И вот, через неделю, когда злость потихоньку начала смываться удивительно чистыми водами Большого Иргиза и растворяться в продукции единственного в городе гастронома, а учебный процесс, покачиваясь на стыках расписания, набрал ход, это чмо прибыло меня инспектировать.
Не отклоняясь ни на шаг от протоптанной им же самим тропы, Т* тоже приехал в Сызрань и просидел на аэродроме целый день, ожидая попутного вертолёта. К нам он прибыл уже в сумерках, когда длинный июльский день клонился к вечеру, стаи вертолётов слетались с учебных площадок на точку, а личный состав, не снимая лётно-технического обмундирования, торопился на дачные участки – поливать помидоры.
Т* долго блуждал по гарнизону в поисках казармы студентов и, наконец, наткнулся на дежурного по полку, который и послал за мной посыльного.
Итак, он сидел в ротной канцелярии как школьник, аккуратно сложив руки с короткими, розовыми пальчиками, и безмятежно улыбался. А мне хотелось его удавить.
– Надо на аэродром сходить, – взял быка за рога Т*.
– Так вы же только оттуда! – не отступил я.
– А я там чемодан оставил, – атаковал Т*.
– Ну так сейчас дневального пошлём! Где оставили-то? – ушёл в глухую защиту я.
– Да на КП полка.
– А где именно на КП?
– Не помню…
Господа, я убит…
Оказалось, что Т*, выбравшись из вертолёта, не придумал ничего лучшего, как занести свои вещи на КП и оставить их у какого-то солдата. Солдат, привыкший к училищным полковникам-преподавателям, решил, что, наверное, так и задумано, поэтому после окончания полётов спокойно запер комнату и растворился в сумерках заволжских степей. Когда Т* вернулся на КП, его ждал небольшой сюрприз в виде ряда запертых дверей с однообразными надписями «Боевой пост №…». В каком именно БП Т* оставил свои вещи, он не знал, потому что тогда дверь была распахнута, а прикрыть её и взглянуть на табличку Т*, ясное дело, не догадался.
Дежурный по КП, прапорщик, оторвавшись от растрёпанного сборника кроссвордов, долго силился понять, чего от него хотят, о каком чемодане идёт речь, и почему товарищ полковник не оставил этот чемодан у него, дежурного.
В конце концов, отчаявшись понять внутреннюю логику событий, дежурный сообщил, что ключей от БП у него всё равно нет, и нужно ждать до завтра.
Мы вышли на улицу. Т* был безутешен. Казалось, он навсегда простился с последними на планете полотенцем, зубной щёткой и мылом.
В город нужно было возвращаться кружным путём, но мудрейший из мудрых решил упростить себе задачу, срезав изрядный угол по лётному полю.
– Товарищ полковник, – крикнул я ему в спину, – надо в обход, стоянки уже под охраной! Но храбрейший из отважных, не оборачиваясь, только махнул рукой: – Да мы по краешку!
Во мне насмерть сцепились страх быть застреленным и желание осиротеть без любимого начальника, поэтому я потихоньку пошёл за ним, готовый в любую минуту прыгнуть в кусты. Как и следовало ожидать, Т* немедленно вынесло на часового, который оказался его духовным братом. Злостно нарушая обязанности часового, он вступил с Т* в пререкания, а потом, когда рыбак нашёл рыбака, закинув автомат на плечо, повёл вдоль границы поста на какую-то заросшую тропу самоходчиков, которая, попетляв между ангарами, неожиданно вывела нас в город.
В гостинице нас уже ждали Вадик и Игорь.
В нашу контору нередко заносило офицеров самых причудливых специальностей. Были у нас военные переводчики, тыловики, артиллеристы, был даже капитан, бывший начальник клуба, прославивший своё имя тем, что на утреннем построении отловил и поставил в строй студентов солдата-сантехника, узбека, который на своё горе проходил мимо.
Вадик до нас служил то ли в диверсионном, то ли, наоборот, в противодиверсионном подразделении боевых пловцов, успел помотаться по горячим точкам, нажил старлеевские звёздочки, коллекцию впечатляющих шрамов и заключение ВВК «Годен к нестроевой». Был он до невозможности крут, плавал стремительно и бесшумно, в самую июльскую жарищу ходил в рубашке с длинным рукавом и шитой фуражке с красным околышем, и на фоне затрапезной авиационной братии выглядел как холёный, блещущий лаком «Мерседес» на стоянке такси у Казанского вокзала.
Игорь, напротив, был нормальным авиационным инженером, которому судьба прямо перед командировкой нанесла бесчестный удар, наградив аллергией на спиртные напитки. Стоило ему выпить хотя бы стакан пива, как на коже мгновенно вспухали рубцы, как от удара хлыстом. Командировка, которую каждый уважающий себя преподаватель ждёт весь учебный год, была совершенно испорчена.
Понятно, что вывод из строя проверяющего я поручил Вадику, на Игоря легла организация учебного процесса, а за собой я, как положено, оставил общее руководство.