О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум
Шрифт:
Пастушок ушел, а мы с Федей обсушились у костра и согрелись. Дедушка дал нам две большие вареные картофелины и по кусочку хлеба с солью. Мы с Федей наелись и улеглись спать под сосной, с головой закрывшись платком. А дедушка так и остался у костра сидеть.
Утром нас разбудили голоса мужиков, которых привел маленький пастушок. Они столпились около нашего уже потухшего костра и громко разговаривали со старым пастухом. Было еще раннее утро, но солнце уже взошло.
Мы с Федей не стали ждать, чем кончится дело с коровой. Меня уже с новой силой мучила мысль о росянке. Мы решили идти домой,
Попрощались с дедушкой и спустились с пригорка на болото. Оно было все такое же скучное, как и вчера, но теперь легкий туман поднимался над ним, и в тумане тонули дальние сосенки. Мы, как и вчера, разошлись с Федей и пошли вдоль тропинки, один справа, другой слева.
В жизни мне не раз приходилось замечать, что в утренние часы наши глаза, отдохнувшие за ночь, видят с особенной отчетливостью и ясностью, а внимание с особенной устойчивостью останавливается на том, что его занимает. Так было и в этот раз. Моховой покров, по которому я шел, был все тот же, что и вчера, но вдруг...
— Федя, — сказал я, — посмотри-ка, что это за цветочек?
Федя подошел ко мне, и мы оба наклонились над маленьким невзрачным цветочком неопределенной белесоватой окраски. Его слабый безлистный стебелек, всего в несколько сантиметров высотой, рос, казалось, прямо из мха... Нет, не из мха — вокруг стебелька распростерлось по земле несколько круглых мелких листочков. Листочки были густо усажены толстыми красными волосками, по краям длинными, а к средине короткими. Они напоминали круглую подушку, утыканную булавками. Волоски были еще и тем похожи на булавки, что на конце каждого волоска была блестящая головка. Похоже было, что это капелька росы, но она сидела крепко, не стряхиваясь. И вот еще что замечательно — от красных волосков и сами листочки, если смотреть на них издали, казались красноватыми и почти не отличались от красновато-желтого мха, на котором и они лежали.
— Федя, уж не росянка ли это? Только почему же она не зеленая? — спросил я с недоумением.
Федя стоял на четвереньках и смотрел куда-то в сторону. Потом отполз от меня немного и стал внимательно-внимательно вглядываться в мох. И только тогда сказал:
— Это росянка. Гляди-ка, Шурик!
И он указал мне на другое такое же растеньице. Волоски на одном из его листочков наклонились головками к его средине, как будто сжались в кулачок. Но интереснее всего было то, что между сжатыми волосками просовывались наружу кончик крылышка и ножка комарика.
— Это росянка, Федя! Росянка! — закричал я. И даже мне жарко стало, и щеки у меня разгорелись, так я обрадовался. — Давай бери ее скорее вместе с мохом да клади в тарелку!
— Да ведь она не убежит, Шурик. Гляди-ка, ее ведь много. Выберем, которая получше, да ту и возьмем.
И правда, росянок вокруг нас росло сколько угодно. Всюду торчали из мха ее невзрачные цветки.
— Как же мы ее не заметили, Федя? Я ведь думал, что она зеленая.
— И я тоже, а она вон какая! — сказал Федя.
И мы принялись ползать по мокрому мху от одной росянки к другой. Нам все хотелось выбрать «самую лучшую». Но это оказалось нелегким делом — уж очень их было много. Зато мы, внимательно рассматривая каждую росянку, нашли довольно много таких, у которых один, два и даже три листочка держали зажатую в кулачке добычу.
А были и такие, которые уж, по-видимому, успели «покушать» — волоски на листочках у них
Мы выбрали с Федей несколько росянок покрупнее и вместе с кусочком мха, на котором они росли, положили в свои тарелки.
Федя предложил было идти домой, но я все еще не успокоился. Мне хотелось сейчас же посмотреть, как росянка ловит этих комариков и мушек.
— Федя, давай «накормим» сейчас наших росянок. Поймаем комарика или мушку и «дадим» росянке.
Эта затея удалась нам не скоро. Мы долго не могли найти ни комарика, ни мушку. Когда их не нужно, так они летают целыми тучами, а когда нужно — ни одного нет. Мы искали их на коре сосенок, в кустиках голубики и на болотных растениях. Видели и жучков, и червячков, и бабочек, и крупных мух, и паучков, а комарика так и не могли сыскать.
Попробовали «дать» росянке паука, то есть посадили его на листочек. Но паучок деловито проковылял на своих восьми ножках по листочку и спокойно уполз в мох. Тогда мы посадили на листочек небольшую муху. Она сразу же улетела.
Наконец, мне удалось поймать мелкую-мелкую козявку с крылышками. Только козявка чуть-чуть прикоснулась к головке одного из волосков росянки, так и приклеилась. Она стала биться, задела крылышками за головку другого волоска — и крылышко приклеилось, а прикоснулась к третьему волоску — приклеилась ножка. Тут я понял, что головки у волосков липкие. Осторожно-осторожно дотронулся я до одной из головок пальцем, а затем приподнял его. За ним потянулась тонкая прозрачная нить, похожая на сироп или жидкий клей.
Я бы еще долго продолжал свои опыты над росянкой, но Федя запротестовал, наконец:
— Пора домой. Дома же удобнее все это делать, чем здесь, на болоте, в сырости.
Пошли домой. Через несколько минут я взглянул на росянку, которой мы дали козявку. А на том листочке уже больше половины волосков наклонились головками к средине и совсем прикрыли козявку. Да и остальные волоски туда же тянутся...
Домой мы вернулись без всяких приключений. Было не так поздно — мама еще на службу не ушла. Она было рассердилась и принялась упрекать меня, но я с таким азартом стал рассказывать ей про росянку, что она махнула рукой и ушла.
Много радости доставила нам с Федей росянка. Я и теперь вспоминаю о ней с удовольствием.
Она долго жила у меня на тарелке с мхом, на подоконнике, прямо на солнце. Нужно было только все время следить, чтобы мох не высыхал, и несколько раз в день поливать его дождевой водой.
Мы с Федей «кормили» ее комариками и другими мелкими козявками, также крохотными кусочками мяса, творога, крутого яичного белка и даже сыра. И росянка исправно все это «кушала». Положишь ей, бывало, на листок кусочек мяса чуть побольше булавочной головки и смотришь, что она с ним будет делать. Только тут надо большое терпение. Медленно-медленно, так медленно, что глазом не заметишь, как не замечаешь движения часовых стрелок, — волоски начинают наклоняться своими головками к кусочку и через несколько минут, то раньше, то позже, смотря по погоде (в ясную и теплую — скорее, в холодную и пасмурную — дольше) закроют его совсем.