О нас троих
Шрифт:
— Черт побери, Карл, не видишь, что я занята?! — не оборачиваясь, заорала она.
— Мне начхать, я сейчас ухожу! — проорал Карл в ответ.
Сара яростно отмахнулась, голос на автоответчике бубнил: «одиннадцать утра — пять вечера — решай сама — надо знать — завтра — до двенадцати — позвонить в Токио — вовремя», голоса на диске завывали «Аууумммм, Ауууээээ, Ауууаааа».
— Черт подери, мать, кончай придуриваться, дай мне уже двадцать фунтов! — взвизгнул Карл, топнув ногой.
Сара до сих пор так и стояла в одном красном сапоге:
— Сволочь! — завопил Карл, плюнув в нее. Сара швырнула в него свой бокал, он разбился рядом со мной, осколки и брызги усеяли пол из красного дерева.
— Сука! — орал Карл.
— Не смей так со мной разговаривать, сопляк! — орала Сара. Они сцепились, царапаясь, толкаясь и выкручивая друг другу руки, тут уже вмешался Марко, силой разняв их:
— Может, хватит?!
Сару трясло от злости.
— Пусть этот сопляк не смеет так со мной разговаривать! — крикнула она, поправляя блузку.
— Вот сволочь, я еще утром попросил у нее деньги! Жадина! — сказал Карл.
— Хватит, успокойтесь. — Марко вытащил из кармана несколько помятых купюр и протянул Карлу, который не спускал глаз с матери, готовый продолжить борьбу.
— Если ты не научишься вести себя как приличный человек, я тебе яйца оторву, — бросила Сара, Карл ответил грубым жестом, но мысли его уже были далеко.
— Дашь мне свою черную куртку, ту, что с маленьким воротником, на четырех пуговицах? — спросил он Марко. Марко кивнул, Карл вышел из комнаты, зажав в кулаке деньги, за ним по полу волочились шнурки.
Слуга-индус пришел с совком и щеткой, собрал осколки стекла, вытер тряпкой лужу — он управился так быстро, словно уже не раз сталкивался с подобными сценами.
Марко посмотрел на меня странным взглядом:
— Такая вот семья, Ливио.
Конечно, семья, хоть и до идиллии далеко; я вспомнил своих детей: их неподвижные лица, их дерганые жесты. Вспомнил юного Ливио, каким я его видел в последний раз во Флоренции: он казался таким же недовольным и колючим, как Карл, но в его глазах светились любопытство и интерес.
Сара дослушала сообщения на автоответчике, было видно, что она еще не пришла в себя после ссоры с сыном:
— Большое спасибо. Когда дело касается воспитания, ты просто бесценный помощник.
— Я хотел просто прекратить это безобразие. — В голосе Марко вдруг проступила усталость.
— Вот именно. Тебе лишь бы побыстрее отделаться.
— Я что-то не заметил, чтобы ты вела воспитательную беседу, когда я вмешался.
— Ну да. — Сара взяла пульт и сделала звук громче. Сейчас она казалась старшей сестрой своего сына: тот же погруженный в себя, непримиримый взгляд, та же уверенность в собственной правоте.
— Ты не могла бы сделать немного потише? — сказал Марко.
Сара смерила его таким взглядом, будто эта просьба оскорбила ее до глубины души; я даже не успел заметить, как она нажала на кнопку, после чего бросила пульт на
Марко подошел к окну и хлопнул меня по спине:
— Эй!
— Эй, — отозвался я. За окном уже совсем стемнело, город светился огнями.
— Пойдем, я покажу тебе твою комнату, — сказал Марко. — На каком этаже ты хочешь жить? По-моему, лучше на первом, здесь ты не будешь ни от кого зависеть.
— Спасибо. Но не хочу вам мешать. Здорово, что мы собрались здесь все вместе, но я вижу, что у вас полно других дел.
— Что ты несешь? Мы же никогда не создавали проблемы на пустом месте.
— Может, это времена изменились, — сказал я. — Может, жизненный период у нас тогда был другой.
Марко смотрел на меня, держа руки в карманах.
— А сейчас, по-твоему, какой у нас период? Не-общения, не-дружбы, не-всего остального?
— Не знаю, — сказал я. — Может, это со мной что-то не так. Только что умерла бабушка, два с половиной года назад я развелся, да и раньше не все шло гладко. Не знаю, такое ощущение, что я расползаюсь по швам, медленно, но верно.
Марко собирался что-то мне ответить, но тут раздался звонок, он напрягся, пытаясь расслышать щелчок автоответчика сквозь музыку, голос из телефона произнес: «Это Тед. Марко? Марко, ты дома?» Несколько секунд Марко колебался между мной и телефоном, но все же снял трубку.
— Да? Я так и думал. Тед, я готов был руку дать на отсечение. Американцы так устроены. Большинство из них как маленькие дети. Им постоянно надо твердить, что все в порядке, все идет как нельзя лучше, иначе они впадают в панику. Напомни им, что это они хотели работать со мной, а не наоборот, и я никого не собираюсь гладить по головке. Ну, ладно. Тед, извини, — он кинул взгляд на меня, — я только что вошел, и у меня гости. Созвонимся завтра утром.
Он снова подошел ко мне:
— Прости. Иногда очень хочется отключить все телефоны.
Мы замолчали; электронная музыка заполняла гостиную плотными концентрическими кругами. Я силился улыбнуться, но не мог, мне казалось, что я стою на краю пропасти: я не понимал, где нахожусь, еле удерживал равновесие, слух то и дело подводил меня, зрение затуманивалось, стоило повернуть голову, вокруг себя я видел следы чужих, четко распланированных жизней.
— Думаю, я просто устал и запутался. Только я об этом задумываюсь, когда все разом наваливается, — сказал я.
— Тогда не думай, — сказал Марко, я вдруг услышал в его голосе покой и мудрость. Он взял пульт и убавил звук.
— Ты здесь среди друзей. Никто не будет тебя доставать. Расслабься. Соберись с мыслями. Никуда не торопись.
Я пытался впитать его слова, как целебный бальзам, но они уже не действовали на меня, как раньше: его глаза перестали быть для меня открытой книгой, его жесты, его дом говорили слишком о многом и слишком о разном.
— Почему ты убрал звук? — закричала сверху Сара.