О них не упоминалось в сводках
Шрифт:
На контрольно-пропускном пункте останавливали и проверяли всех едущих. Здесь же находился командир 28-го стрелкового корпуса генерал-майор В. С. Попов. Он задерживал все подразделения и направлял их в Слуцкий укрепленный район, расположенный по линии старой границы.
Еще утром Тер-Гаспарян в разговоре с Семеновым высказывал большую надежду на этот укрепленный район.
— Там немцы обожгутся крепко. Сядем в железобетон — и ни с места! — согласился Семенов.
Но, осмотрев несколько дотов, мы сразу разочаровались. Оружие с них было снято, они давно
Кто тут старший, где и какие части обороняются, понять было трудно. Тем более ночью. Не найдя никого из штаба нашей дивизии, мы остановились на обочине дороги. Вскоре увидели начальника связи 141-го артполка капитана Д. М. Гребенникова. Он привел из Слуцка команду в сто пятьдесят человек и не знал, кому передать это пополнение.
Потом случайно встретили начальника строевого отделения техник-интенданта 1 ранга И. М. Новикова, начальника отделения младшего политрука А. Г. Лускатова и нескольких других наших командиров. Они, как и мы, разыскивали штаб дивизии.
— Я слышал, что штаб уехал в Слуцк, чтобы организовать там оборону, — сообщил Новиков. — Туда надо ехать и нам.
Между тем немцы на плечах отступающих частей быстро подошли к Слуцкому укрепленному району и прорвались к Филипповичам. Самоходная артиллерия врага ударила по этой деревне зажигательными снарядами. Многие дома вспыхнули ярким пламенем. Какой-то дивизион открыл ответный огонь, но вскоре замолк. Не имел, видимо, боеприпасов.
Немецкие танки двинулись в атаку, стреляя трассирующими снарядами. Жутко было смотреть на этот смертоносный ночной фейерверк, сопровождавшийся треском разрывов.
Несколько орудий, выставленных на прямую наводку, открыли огонь по вражеским танкам, освещенным заревом пожара. В этом коротком бою до последнего снаряда вел стрельбу расчет орудия 3-й батареи 141-го артполка. Сам командир батареи старший лейтенант Ш. Нуцубидзе руководил стрельбой.
Силы были далеко не равны, и задержать танковую колонну врага мы не смогли. Наша неподготовленная оборона дрогнула. Сопротивление оказалось слабым, и гитлеровцы прорвали рубеж с ходу.
Со всех сторон на шоссе устремились машины, повозки, толпы людей. Весь этот поток двигался к Слуцку, стараясь под покровом темноты как можно дальше уйти от немецких танков.
Мы остановили группу проходивших мимо красноармейцев.
— Почему без командира? — поинтересовался Новиков. — Куда идете?
Красноармейцы молчали, нерешительно переминаясь.
— Из какой части? — спросил я.
— Да мы и части-то своей как следует не знаем. Призывались в одну, а попали в другую, — ответил боец. — И сразу в самое пекло.
— А что делать? Лежать и ждать, когда танк раздавит? — заговорил второй красноармеец хриплым недовольным голосом. — Бить-то немца нечем. Патроны и те кончились. Да и винтовки не у всех…
— Было бы чем воевать, не отошли бы!
Да, худо, когда у человека нет в руках надежного оружия, чтобы защищаться и бить врага…
С большим трудом вклинившись в поток машин, мы двинулись на восток.
Утром подъехали к Слуцку. Кто мог подумать, что на пятый день войны придется отступать через этот город, удаленный от границы на триста километров!
«Почему это произошло? — мучительно думал я. — Как мы могли допустить, чтобы враг вторгся на нашу территорию? Разве мы мало готовились? Разве мы плохо занимались в мирное время?»
Нет, учились мы не только с большой нагрузкой, но и с большим желанием. Молодые командиры стремились овладеть всеми тонкостями военного дела, наукой побеждать; хотели быть квалифицированными специалистами, чтобы как можно лучше выполнить свой долг перед Родиной. И не наша вина в том, что в программах занятий имелось много пробелов и недостатков.
Судить о том, как шла учеба в высших штабах, я не берусь, но о подготовке командиров в масштабе полка и дивизии хочется сказать немного.
На командно-штабных играх, учениях мы «прорывали» укрепленные полосы. К этому обязывал нас опыт войны с Финляндией. Мы намеревались громить напавшего на нас врага на его же территории: значит, надо было уметь прорывать укрепленные районы быстрее, чем это произошло во время войны с белофиннами.
Мы все время наступали и все время побеждали «синих», «зеленых» и прочих условных противников. Получалось так, что они всегда оказывались слабее нас.
Для наступления мы сосредоточивали до сорока орудий на один километр фронта, а если действовали танки, то было достаточно и двадцати орудий — это соответствовало положениям Боевого устава артиллерии 1937 года. На учениях было грешно создавать для своих войск трудные условия. В нашем представлении война выглядела легкой, не требующей больших жертв.
Справедливости ради надо отметить, что вопросы наступления отрабатывались тщательно. На полигонах проводились учения с боевой стрельбой, пехота и танки продвигались вперед за разрывами настоящих боевых снарядов. Но эта выучка мало пригодилась в первые дни войны.
Оборонялись на учениях реже, этот вид боя был не в моде, применялся при крайней необходимости и то лишь на отдельных участках. Наша оборона заранее считалась неприступной для любого врага. Отход, выход из боя, бой в окружении — все то, с чем пришлось столкнуться с первых дней войны, мы на учениях не отрабатывали. Даже мысль о таких действиях показалась бы в то время кощунством.
Что делалось в высших штабах, в Генеральном штабе Красной Армии? Были ли там сделаны правильные выводы, принимались ли меры, чтобы отразить вторжение сильного врага в нашу страну? Мы, войсковые командиры, не могли знать об этом. Ответ на эти вопросы дала война…
В помещении, где до войны располагался штаб дивизии, мы нашли двух красноармейцев и сержанта из охраны. Сержант сообщил, что колонна штаба дивизии проследовала дальше, не остановившись в городе.
— Вам надо уезжать отсюда, немцы уже близко, — посоветовал сержанту разведчик Семенихин.