О носах и замка?х
Шрифт:
Что ж, Фредерик Фиш был как раз таким злодеем.
Все еще бледный, но при этом широко улыбающийся и отчаянно носатый, он сидел в кресле у камина в гостиной дома № 7 в переулке Трокар и чувствовал себя в своей тарелке. Он закинул тощую волосатую ногу на другую такую же ногу и нисколько не стеснялся своего внешнего вида. Кажется, смутить его или чувствовать себя неловко было попросту невозможно. Он все еще был в больничной рубахе, но это не мешало ему вовсю заигрывать с миссис Трикк, которая, к удивлению доктора Доу, относилась к «новому докторскому пациенту» с невиданной для нее благосклонностью. Она даже открыла пачку конфет, которые держала «на особый случай». Обаяние и простодушие
— Вы самый лучший злодей в мире, мистер Фиш! — сообщил Джаспер.
Было видно, что Фишу это польстило, но он сказал:
— Нет, что ты! — Даже напускная скромность Фиша была пропитана ощущением собственной важности и самодовольства. Доктор Доу раздраженно вздохнул, а Фиш добавил: — Лучший в мире злодей — это Коппелиус Трогмортон, а я… просто скромный и ни на что не претендующий…
— Грабитель банков?
— Я хотел сказать авантюрист, доктор, — рассмеялся Фиш. — Но вы такой педантичный джентльмен, что с вами спорить решительно невозможно!
— Со мной и с теми типами, которые пытались вас застрелить… — проворчал доктор, но никто не обратил на его слова внимания. Еще бы, ведь в дело вступил Джаспер:
— Расскажите нам все, мистер Фиш! Откуда у вас механические крылья и как ими управлять? И как это вы так высоко прыгаете? А вы можете запрыгнуть на дом? А откуда у вас гремлины? А как вы проникли в банк? И где вы храните денежки Ригсбергов? А Машина Счастья? А мистер Блохх? И еще — на что бы вы потратили миллион?
Фиш рассмеялся.
— О, столько вопросов… это настоящая бомбардировка. Прямо как в выпуске «Война за один фунт», где мистер Суон, пытался переправить важные сведения через страну, которую постоянно бомбили…
Доктор Доу закатил глаза, а Джаспер, казалось, сейчас потеряет сознание от восторга.
— Мистер Фиш, вы тоже читаете «Роман-с-продолжением»?
— Стараюсь не пропускать ни одного выпуска.
— Мистер Фиш… — многозначительно сказал доктор Доу.
— Да-да. Вопросы. Но сперва…
Он поднялся из кресла и подошел к недоуменному доктору и протянул ему руку.
— Вы спасли мне жизнь, доктор Доу, и я вам невероятно признателен. Вы скрыли меня от людей Ригсбергов, рисковали своей жизнью и свободой ради меня. Я вижу, что я вам не нравлюсь, но вы мне очень нравитесь. Вы честный человек, в вас живет понимание той самой справедливости, на которую нынешний мир очень беден. Я рад, что встретил вас.
Джаспер не верил своим глазам — дядюшка смутился! Его обычная бледность чуть отступила, и он отвел глаза, неуверенно пожал руку Фиша.
На очереди был Джаспер. Но Джаспера уговаривать не пришлось, и он сам схватился за руку Фиша. Когда с церемониями было покончено, Фиш вернулся в кресло.
— Ваш человек — надежный? На него можно положиться? — спросил он.
Доктор поморщился.
— Бикни — не «мой человек», мистер Фиш. Он просто изредка помогает мне.
— Как вам будет угодно. И все-таки?
— Бикни сообщит сразу же, если мистер Портер добудет Машину. В этом можете не сомневаться.
Как бы воришке Бикни ни хотелось поприсутствовать при разговоре с человеком, ограбившим самих Ригсбергов, время не терпело, и доктор по просьбе Фиша отправил Бикни следить за особняком Портера, куда, по мнению человека из Льотомна, господин управляющий и должен был переправить Машину как только она попадет в его руки.
Доктор между тем уже нетерпеливо постукивал по подлокотнику кресла, и Фиш понял, что тянуть дальше опасно для жизни. Он доел последнюю конфету, сцепил
— Вы заслуживаете того, чтобы знать всю правду, — сказал он. — Тем более, что я не справлюсь без вашей помощи… Времени осталось очень мало… — Фиш почесал кончик носа и задумчиво уставился в потолок. — Что ж, я все вам расскажу… Меня называют злодеем и преступником, но правда в том, что я просто человек, который ищет собственность своей семьи и не хочет, чтобы она попала в плохие — худшие из возможных! — руки.
И Фиш начал…
Как вам, должно быть, известно, я прибыл в Габен из… другого места. Многие считают, что Льотомн — это хороший город, в котором обитают одни лишь добрые чудаки, в котором на каждом шагу попадаются милые странности, а жизнь полнится приятными неожиданностями. Может, в какой-то степени это и так, но я знаю этот город с другой стороны. Я видел его изнанку, видел его подошву, видел то, что за занавесом. Невзирая на весь этот странный замечательный абсурд, о котором так любят порассуждать те, кто изредка приезжает в Льотомн погостить, это такой же город, как и прочие. И мерзости в нем ничуть не меньше. А порой ты наталкиваешься на его улочках на такое, что навсегда останется в памяти гниющей раной. Там все те же мерзавцы, все те же низменные нравы, а если прибавить к этому восхитительные законы, вроде запрета на сутулость, или абсурдное следование не менее абсурдной моде, то простому человеку жить там становится ой как не просто… Вижу снисходительность в ваших взглядах: я уже заметил, что здесь моду настолько всерьез не воспринимают. Но что бы вы понимали, о чем я говорю, приведу пример: в прошлом модном сезоне было принято быть левшой и душиться луковым парфюмом…
В Льотомне есть хорошие люди и, быть может, их даже больше, чем здесь, но жизнь у них очень тяжелая.
Все мое детство прошло в лучшем из возможных мест, теплом, уютном и дружелюбном приюте мадам Присциллы Гроттеморт. Счастливейшие годы моей жизни: до сих пор помню, как нас избивали за любую провинность, и никогда не забуду, как малышку Тилли Грин злобные воспитатели забили до смерти. Потом самых младших детей заставили похоронить ее тельце на пустыре за приютом. «Для укрепления их характера», — так сказала злобная старуха Гроттеморт. Мы практически не видели дневного света, с утра и до вечера пропадая в подвалах, трудясь до изнеможения в работных цехах. Мы жили в страхе, голодные и изнуренные, жертвы маниакального воспитания старой мадам и ее прихвостней. Без надежды выбраться оттуда, без надежды, что нас усыновят. В Льотомне никому нет дела до сирот, если только не вступает в силу какое-нибудь очередное модное веянье (которое лично я называю «модное поветрие»), и держать при себе сирот становится таким же признаком утонченного вкуса, как наличие карликовых собак-крыс или манто из шкуры бегемота.
Вы не найдете детей старше четырнадцати лет в приюте мадам Гроттеморт. И не потому, что их отпускают на свободу. Мы все (дети, то есть) знали, что тех, кто становится слишком взрослым, отдают на съедение Зловещему монстру. Ндаа… эти монстры из нашего детства… У некоторых детей их монстры так же воображаемы, как приступ простуды утром перед школой, но в нашем случае… Их было двое — тех, кого до смерти боялись все без исключения маленькие обитатели приюта. Зловещий монстр, или Темный Родитель, приходил к нам в сонные часы, и после его посещения, кто-то из детей исчезал. У нас это называлось «усыновлением». Жуткому монстру, или Сторожу, хода в приют не было, он ошивался поблизости, караулил тех, кто удумает сбежать. И однажды мне пришлось с ним столкнуться, потому как я и еще двое мальчишек как раз таки и решили сбежать.