О! Париж
Шрифт:
'Сарацины' как-то сразу сдулись, гордостью пообветшали и бочком через кассу ретировались в распахнутые двери солнечного дня французской провинции.
– Возможно, у них большая семья?..
– притормозила Ева приверженцев божественного принципа 'поделись с ближним своим' на родном языке.
– Ага, там за углом в камуфляжной форме! И главное все кушать просят! Ха-ха-ха... Шикарный русский...
– откликнулся один из туристов и расплатился за всю партию булок.
– Мадам, месье, угощайтесь! Бог хранит Францию!
– обратился к очереди второй борец за справедливость.
–
– шепнул он на ушко Софи.
– Chouette!
– ответила та на флирт.
'Рюмка водки на столе...' - прохрипел рингтоном на всю пекарню русский мобильник.
– Всё! Стартуем!
Приятели стали раскланиваться с освобождёнными десять минут назад от ига восточной непосредственности французами. Пожали руку Этьену... Один из них сунул свой багет Еве.
– На, поправляйся!
Лефевр младший захотел расплатиться...
– Я тебя умоляю! Жлобом меня не делай! Переведи... силь ву пле... Во!
– он увидел на футболке русскоговорящей мадемуазель значок с Эйфелевой башней.
– Культура в массы... Беру?..
– S'il vous plait!
Далее багеты, словно древки флагов битвы при Ватерлоо, немым доказательством отправились поддерживать новую тему к обеденному столу французских провинциалов.
***
Он обольщал её постепенно, не торопя события, хотя думал только об одном. Старался изгнать все мысли об обнажённой Еве на задворки разума, чтобы период ухаживания и завоевания был под контролем. Но пассивный звонок из департамента полиции нарушил гармонично выстроенный план соблазнения 'живого произведения' на фоне архитектурного памятника истории Франции, и подтолкнул Еву к мысли: 'Пора действовать самой!' Она решительно засобиралась в Париж. Никакие доводы отца и сына не помогали. К тому же режиссёр Гильбэ, шныряя туда-сюда между декораций, так он называл реликвии дома Лефевр, вдруг предложил через пару часов подкинуть мадемуазель в пункт В.
Это совсем вывело старика из себя:
– Какого черта я вас терплю, скоро весь замок превратите в руины!
– Смею напомнить, мы перечислили кругленькую сумму! Вы мне ещё спасибо скажете, когда прославитесь, при этом замечу, ничего не понимая в киноискусстве!
– А вы, месье 'золотая пальмовая ветвь', не умеете обращаться с ценнейшими экспонатами! Мало того, что разбрасываете их по всему замку, вы их портите.
– Что мы испортили? Факты, пожалуйста...
– На здоровье, затёртые надпись и штрих-код на шкатулке, которую потом еле отыскали! Чем вы аргументировали?! Видите ли, они мешали крупному плану!
– Как же иначе, табличка явно была лишней, а код мои ребята просто не заметили. И где вы видели наклейки в средневековье? Зачем так волноваться? С какого-то ящика пыль влажной тряпкой стерли, теперь приличнее выглядеть стал, - Гильбэ внимательно рассматривал прайс-лист 'товары для ремонта'.
– Это шкатулка семнадцатого века! Людовик XVI! Невежа...
– Ну, кто ж знал?
– режиссёр пожал плечами.
– А художника, между прочим, обидеть может каждый...
– прохладно отреагировал на критику он.
–
– продолжил психологический прессинг старик.
– А бокал, инкрустированный в честь Императора Наполеона, ваш, извиняюсь, "жрец Мельпомены" чуть не разбил о стену! Бедняга так вжился в роль, что на кровать XIX века с покрывалом, расшитым золотом, заскочил в грязных дешевых сапогах...
– И опять несправедливо, он муляж бросил.
– А мне кажется, ему было все равно, что бросать. Тем более гобелен со стены он сорвал настоящий!
– заложив руки за спину, Луи нервно расхаживал туда-сюда.
– Между прочим, служанка Софи накричала на творческую личность! Серж переволновался...
Гильбэ небрежно сунул листы трубочкой в карман и сделал два шага в сторону Евы. Бумага тут же разметалась по полу.
– Мадемуазель, собирайтесь, едем в Париж.
– Пока не приведёте в порядок истерзанный газон и не оплатите издержки, съёмку запрещаю!
– взвился Луи и поправил седую прядь, упавшую на лоб в порыве гнева.
– Месье, я всё исправлю! Но компенсация поступит на ваш счёт не ранее среды...
– засуетился киношник.
– Если вы так же управляете автомобилем, как ведёте дела, мадемуазель и мили с вами не проедет.
Старик закончил разговор и отправился с Евой в другое крыло замка, подавая за спиной Этьену знак, чтобы нейтрализовал препятствие.
– Почему же! Я каскадёром работал два года!
– не сдавался Гильбэ.
Этьен жестом направил упрямца исправлять 'недостатки'.
– Ты видела, он прихрамывает?
– хозяин замка кивнул вдогонку удаляющейся уверенным твёрдым шагом фигуре.
– Действительно...
– Ева с опаской смотрела в след режиссёра.
– К трюкачам лично я не имею никакого отношения.
Но на этом опасения Этьена не закончились, потому что приехал Шарль и, перехватив на лужайке Еву, уже направляющуюся к входной двери Замка, развернул её обратно к пирамидальным туям. В тот момент Этьен махал ей из окна и видел, как левая рука мерзавца сжала девичью талию. Лефевр-младший так перегнулся через подоконник, что едва не выпал из окна.
– Вот так подлец!
Шарль владел предметом обольщения превосходно и в этой части никогда не уступал друзьям. Кроме того было принято, что всегда выбирает женщина. Но только не с Евой! Сейчас Этьен не смог бы заставить себя принять услуги самой виртуозной куртизанки, чтобы устранить этот второй укол ревности.
Через час Шарль сопровождал режиссёра по делам в Париж.
***
Вечером потомок рода Лефевр предложил мадемуазель использовать себя в качестве фотографа. Он рассчитал правильно, какая же девушка устоит перед фотосессией в антикварном антураже.
Особенно мадемуазель Блюз!
Едва спустился сумрак, невесомые, словно хрустальные спицы, каблучки внесли само очарование в сердце старинного замка. Чтобы соответствовать текстилю спальни, Ева предстала пред Этьеном в тончайшем шифоновом красном платье с пышной юбкой и подобранными вверх волосами ... И, конечно, винтажный саксофон Мартин смешал эпохи.