О себе (сборник)
Шрифт:
— Но Тигеллин сказал… — начал Нерон и остановился. — Кстати, кто представит Тигеллина в нашей комедии? Ты с ним так и не встретился?
Он уставился на Сенеку.
— Нет, Цезарь.
— Ни разу?.. Ай-ай-ай! Столько лет живете в Риме бок о бок — и не сумели повидаться! Значит, роль Тигеллина может сыграть любой: Сенека не знает его лица…
Амур выскочил из темноты:
— Я — Тигеллин! — И он сделал свирепое лицо и расхохотался.
— Скоро придет сам Тигеллин, — улыбнулся
— «Главное — терпеливо и непрестанно объяснять Нерону, в чем он не прав. Недавно мы долго сражались с цезарем из-за его поздних возвращений и ночных бесчинств».
… Нерон — в грязном рубище, в колпаке вольноотпущенника с компанией таких же переодетых знатных молодых бездельников. Они набросились на подвыпивших людей, выходящих из кабака. Они бьют палками беззащитных людей, топчут их ногами. Вопли, крики боли и хохот цезарской шайки.
— Ну, немного побесчинствовал… — вздохнул Нерон. — Ну, попугал запоздалых горожан… Ну, убил двух-трех в драке… Разве лучше… если б они меня убили?
Сенека печально посмотрел на Нерона.
— Да, да, — сказал Нерон. — Вот так же укоризненно ты смотрел на меня тогда, учитель… И мать… А Тигеллин — никогда. Ах, Сенека, ты любил меня за власть, которую я дам тебе и римскому сенату. Мать — за власть, которую я ей уже дал… И только Тигеллин любил меня ради меня самого. Кстати, Тигеллин сказал… что мать повсюду объявляет: коли я по-прежнему буду бесчинствовать, а также следовать твоим советам в государственных делах, я перестану быть Цезарем! Она заменит меня братом Британиком… — Нерон помолчал и добавил тихо: — Я произнес все это… и посмотрел на тебя. И ты все понял… потому что трудно не понять взгляд волка… Что ты мне ответил тогда?
Сенека молчал.
— Точно! Промолчал, добродетельнейший из смертных!.. А потом мы встретились на дне рождения Британика. Как он пел в тот день…
Амур с золотой кифарой в руках вышел из темноты. И запел…
— А потом Британик захотел пить, — сказал Нерон.
И Сенека вновь увидел всю сцену, как тогда со своего ложа. Предвкушатель поднес Британику горячее питье. Британик отпил глоток и попросил остудить. Предвкушатель, усмехаясь, долил в питье воду и поднес кубок Британику…
На арене Нерон протянул кубок Амуру. И Амур выпил — до дна…
— А мы с тобой продолжали нашу беседу, учитель. И конечно, о добродетели, как всегда. Ты закончил тогда книгу, написанную специально для меня, — «О долге цезаря». В тот вечер ты читал мне начало. Ну, вспомни свои слова! И тогда вернется моя цветущая юность! Ах, это возможно только в театре! Спешите видеть: величайший артист Нерон и артист Сенека играют сегодня Комедию жизни! — И добавил строго: — Я жду!
И Сенека, стараясь оставаться невозмутимым, начал:
— «Сила цезаря — в его умении служить своему народу!» Нерон одобрительно
— «И чтобы страшные ушедшие времена Тиберия — Калигулы — Клавдия никогда не повторились, цезарь обязан научиться уважать человека. Отныне и навечно: человек для человека должен стать святыней!»
И тогда раздался вопль Амура. Амур упал на арену и в муках и судорогах катался по сверкающим опилкам.
— Да! Да! — сочувственно сказал Нерон. — Все произошло при этих замечательных словах…
Амур затих.
— Мертв? — в ужасе прошептал Сенека. Нерон засмеялся:
— Но Британик был тоже мертв!.. Я не пожалел царственного брата — зачем мне жалеть этого порочного раба?.. Ты все никак не можешь понять, учитель: мы всерьез играем Комедию жизни.
— Я не хочу умирать!.. Я не хочу! — закричала Венера.
— Да, да, вот так же кричала мама, глядя на мертвого Британика… Венера упала на колени, она обнимала ноги Нерона:
— Я боюсь! Я не хочу!
— Ну — точно! Вылитая мама! Как она испугалась, бедняжка, в тот день. Продолжай, Сенека… А мы займемся уборкой тел.
И, оттолкнув Венеру, он поволок с арены во тьму легкое тельце Амура.
И вновь бесстрастно читал Сенека:
— «Луцилий! Чем дороже груз, которым владеет путешественник, тем более он заботится о спокойствии воли и благодарен Нептуну за это спокойствие. Так и философ: ему нужен мир в государстве, чтобы размышлять в покое, — и он благодарен тому, кто дарует этот мир… Вот отчего я так забочусь о силе цезаря и славлю его власть!»
— Я не хочу! Я не хочу! — ползала по арене Венера.
— «Ты пишешь, — продолжал невозмутимо Сенека, — что он истребляет свою семью? Зато в его правление не подвергается посягательствам жизнь и свобода частных граждан. Зато совершенно исчезли политические процессы… А вспомни страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия!»
— Как я люблю эту твою присказку, — улыбнулся Нерон.
— «Ты спрашиваешь, Луцилий, справедливы ли слухи об убийстве Цезарем Британика? Надеюсь, что нет. Но даже если так? Каков выход? Принять сторону его матери, мечтавшей заменить Цезаря слабовольным, юродивым Британиком и властвовать самой? Но это означало бы вновь вернуть Рим в страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия».
— Но Тигеллин сказал… — начал Нерон и зашептал, указывая на Венеру. — Это все она! Мать! Мать натравила меня на Британика! Брат — ее жертва!
И Сенека вновь увидел Нерона тогда, в анфиладах дворца. И услышал его отчаянный шепот: «А знаешь, зачем она это сделала? Чтобы Рим узнал и меня ненавидел! Но Тигеллин сказал: она плетет заговор. Тигеллин сказал: мать подошлет ко мне убийц!..»
— И что ты мне на это ответил тогда, Сенека? — спросил Нерон.
— Я боюсь! Боюсь! — кричала Венера. Сенека молчал.