Шрифт:
Герман Гессе
О Степном волке
Предприимчивому владельцу одного маленького зверинца удалось ангажировать на короткое время известного Cтепного волка Гарри. Он плакатами возвестил об этом событии по всему городу, надеясь на увеличение притока посетителей в свой балаган, и в этой надежде ничуть не обманулся. Повсюду люди слышали разговоры о Степном волке, легенда об этой бестии стала излюбленной темой для разговоров в образованных кругах, каждому хотелось узнать то одно, то другое об этом звере, и мнения на сей счет были весьма расхожими. Некоторые полагали, что такой зверь как Степной волк во всех отношениях представляет собой сомнительное, опасное и нездоровое явление, что он якобы только глумится над порядочными гражданами, срывает рыцарские изображения со стен просветительских храмов, насмехается даже над самим Иоганном Вольфгангом фон Гете, и поскольку этой Степной твари ничто не свято и на какую-то часть молодежи она действует заразительно и возбуждающе, то следует в
В день, когда зверинец открыл свою новую программу, туда пришло также много любопытных, чтобы поглазеть на пресловутого зверя, клетку которого показывали всего лишь за одну дополнительную монету. Небольшую клетку, в которой до этого обитала к сожалению рано сдохнувшая пантера, хозяин постарался по такому случаю оборудовать всем необходимым. Предприимчивый человек оказался при этом в некотором затруднении, ибо наш Степной волк был все же несколько необычным животным. Так же, как те господа адвокаты и фабриканты носили под своими сорочками и фраками якобы скрытого в их груди волка, так же и этот волк якобы скрыто носил в своей крепкой, покрытой шерстью груди упрятанного в ней человека, разнородные чувства, мелодии Моцарта и тому подобное. Стараясь учитывать необычные обстоятельства ангажемента и идти навстречу ожиданиям публики, смышленый предприниматель (который давно знал, что даже самые дикие звери не бывают такими капризными, опасными и непредсказуемыми, как публика) придал клетке несколько диковинный вид, развесив в ней несколько эмблем с изображением человековолка. Это была такая же клетка, как и все остальные, с железной решеткой и ворохом соломы на полу, но на одной из ее стен висело великолепное зеркало в стиле ампир, а посередине клетки было поставлено маленькое пианино с открытой клавиатурой, и наверху, на его слегка пошатывающемся корпусе, стоял гипсовый бюст короля поэтов Гете.
В самом звере, который пробудил в людях столько любопытства, совсем не было заметно чего-либо привлекательного. Он выглядел именно так, как и должен выглядеть обычный степной волк, lupus campestris. Чаще всего он неподвижно лежал в углу, подальше от зрителей, покусывал свои передние лапы и глядел перед собой пристальным взглядом, как будто перед ним вместо прутьев решетки была одна лишь необъятная степь. Иногда он вставал и несколько раз прохаживался туда-сюда по клетке, тогда на неровном полу покачивалось пианино и наверху вместе с ним встревоженно покачивался гипсовый король поэтов. До посетителей зверю было мало дела и, надо сказать, что на большинство из них его внешний вид действовал скорее разочаровывающим образом. Однако и относительно того, как он выглядел, имелись разные суждения. Многие говорили, что это четвероногое создание всего лишь самая обычная, не имеющая никакого выражения зверюга, тупоумный заурядный волк и все тут, и что "степной волк" это вообще не зоологическое понятие. Другие же, напротив, утверждали, что у зверя красивые глаза и что все его существо выражает собой какую-то трогательную одухотворенность, так что прямо сжимается от сострадания сердце. Между тем от некоторых наиболее проницательных посетителей не укрылось, что эти замечания, касающиеся внешности Степного волка, с таким же успехом могли бы подойти и к любому другому животному в зверинце.
Ближе к вечеру в отдельное помещение балагана, содержавшее клетку с волком, вошла маленькая группка людей, которая надолго задержалась у клетки, рассматривая серого зверя. Эта группка состояла из трех человек - двух детей и их воспитательницы. Детьми были
Чтобы находиться поближе к очаровательной малышке и иметь возможность лучше разнюхивать ее, волк Гарри переместился вплотную к решетке со зрительской стороны. С удовольствием втягивая в себя дух, шедший от обоих детей, он одновременно с некоторой скукой прислушивался к рассуждениям троицы, которая, казалось, очень интересовалась Гарри и вела о нем крайне оживленную беседу. Поведение троих при этом было весьма различным. Мальчик, бойкий и пышущий здоровьем крепыш, целиком и полностью разделял мнение, которое он слышал дома от своего отца. Такому волчище, говорил он, только и место что за решеткой зверинца и отпустить его бегать на свободе было бы безответственной глупостью. При случае можно было бы попробовать выдрессировать этого зверя, например, приучить его тягать за собой санки, как это делают полярные собаки, но это вряд ли получится. Нет, он, мальчик Густав, где бы он не повстречался с этим волком, пристрелил бы его на месте.
Степной волк слушал и миролюбиво облизывал свои клыки. Мальчик ему нравился. "Будем надеяться", - думал он, - "что когда мы вдруг встретимся с тобой на одной дороге, у тебя в руках окажется ружье. Будем также надеяться, что я повстречаюсь тебе в открытой степи, а не выйду, скажем, нежданно-негаданно тебе навстречу из твоего собственного зеркала". Мальчик был ему симпатичен. Из него выйдет молодцеватый малый, дельный и преуспевающий инженер или фабрикант или офицер, и Гарри был бы совсем не прочь при случае помериться с ним силами и, если нужно, даже попасть под его пулю.
Как относилась к Степному волку очаровательная малышка, было не так-то легко установить. Поначалу она приглядывалась к нему, причем делала она это с куда большим любопытством и куда более основательнее, нежели двое других, которые полагали, что уже все о нем знают. Девочка определила, что ей нравятся язык и зубы Гарри, и его глаза тоже располагали его к ней, в то время как на несколько запущенную шерсть она смотрела с подозрением и резкий запах хищника, идущий от него, воспринимала с каким-то возбуждением и неприятным изумлением, в которых неприятие и отвращение смешивались с интригующим сладострастием. Нет, в целом он ей нравился, и от нее отнюдь не ускользнуло, что Гарри тоже был прельщен ею и глядел на нее очарованными и страстными глазами; эту его очарованность она впитывала в себя с явным удовольствием. Время от времени девочка задавала вопросы.
– Скажите, пожалуйста, фрейлейн, почему у этого волка пианино в клетке?
– спрашивала она.
– Мне кажется, ему бы больше понравилось, если бы у него там была какая-нибудь еда.
– Это не обычный волк, - отвечала фрейлейн, - это волк музыкальный. Но тебе еще этого не понять, дитя мое.
Малышка чуть кривила свой симпатичный ротик и говорила:
– Да, наверное, это правда, что я еще многого не могу понять. Если этот волк любит музыку, то пусть, конечно, у него там стоит пианино, хоть целых два. Но то, что на пианино сверху стоит еще такая вот фигура, это, по-моему, уж совсем чудно. Что ему с ней делать, скажите, пожалуйста?
– Это символ, - хотела начать свое разъяснение воспитательница. Однако тут волк пришел малышке на помощь. Он в высшей степени искренне прищурился на нее своими влюбленными глазами, потом вскочил так, что все трое на какое-то мгновение испугались, долго и высоко потянулся и направился к шаткому пианино, о край которого начал тереться и чесаться, и делал он это со все нарастающей силой и интенсивностью, пока неустойчивый бюст не потерял равновесие и не полетел вниз. На полу громыхнуло, и Гете, подобно Гете некоторых филологов, раскололся на три части. Каждую из этих трех частей волк бегло обнюхал, потом равнодушно повернулся к ним спиной и возвратился к девочке.
Теперь на передний план событий выступила воспитательница. Она относилась к числу тех, кто несмотря на платье спортивного покроя и стрижку под мальчика полагали, что открыли в своей собственной груди волка, она относилась к кругу читательниц и поклонниц Гарри, считая себя его сестрой по духу; ибо у нее в груди тоже имелись всякие сложные чувства и жизненные проблемы. Хотя слабое предчувствие и говорило ей, что ее старательно оберегаемая, полная общественной активности, добротная обывательская жизнь все же никак не вяжется со степью и одиночеством, что ей никогда не хватит смелости или отчаяния, чтобы пробить стену этой старательно оберегаемой жизни и, подобно Гарри, решиться на смертельный прыжок в хаос - о нет, этого бы она, конечно, никогда не сделала. Однако она всегда будет выказывать по отношению к Степному волку свою симпатию и свое сочувствие, и она очень желала бы ему это доказать. Как только этот Гарри снова примет человеческий облик и оденет на себя смокинг, ей бы очень хотелось пригласить его, например, на чай или сыграть с ним Моцарта в четыре руки. И она решила предпринять в этом направлении некоторую попытку.