О святых и тенях

Голден Кристофер

В этом тоже повинен Питер.

Правда состояла в том, что она и Питер, и ее новые друзья — полицейский Тед и доктор Маркопулос — оказались в опасности и могут погибнуть. По приказу католической церкви за ними гоняется безумец. А ведь она выросла в католической семье. Наверное, они близки к каким-то тайнам церкви, могут открыть какие-то ее секреты. Только вот святым отцам, вероятно, не нравится, что правда может выплыть наружу… тогда как Меган просто наслаждалась открытиями, которые сделала сегодня.

Правда состояла в том, что в страшилках,

которые она читала, есть доля истины, что все ее знания про церковь — ложь. Впрочем, уже в школе Меган поняла, что церковь пропитана лицемерием и притворством Это произошло тогда, когда она случайно застала свою исключительно правильную и набожную мать с вибратором между ног. Это произошло всего лишь за год до того, как ее родителей убили. Впрочем., сейчас с ней произошло нечто совершенно другое. Питер не сказал, что Бога нет.

— Я совершенно точно могу сказать, — произнес он, — я могу гарантировать его существование.

И Меган отправилась спать.

Меган много думала над этими словами. Где бы Он ни был, Он был не в церкви. Да, конечно, Питер сказал, что они столкнулись всего лишь с сектой, но тут’ же добавил, что она существует с тех пор, как родилось христианство. Следовательно, вполне может быть, что и Папа, и все остальные священники, которые тут ни при чем, верны постулатам церкви. С другой стороны, вполне возможно, что эти-то ребята, эта секта имеет огромное влияние в вопросах символов веры. Это может многое объяснить. Например, почему церковь до сих пор ведет себя так же, как и в Средние века.

Разумеется, мелкое лицемерие, неприятие произведений искусства, музыки, фильмов — все это ничто по сравнению с настоящим злом. С настоящим злом с большой буквы. На протяжении стольких веков они твердят об опасности, предупреждают, стараются оградить, учат нас, как избежать зла и как с ним справиться. Они делают это так, будто хорошо с ним знакомы, с настоящим злом. Выходит, они действительно с ним знакомы.

Одиннадцать часов, и все плохо. Происходит столько событий, а она бессильна воздействовать на них. Впрочем, смешно было бы думать, что все будет иначе. Столько людей уже погибло.

Меган вздрогнула. Она еще не до конца осознала, что случилось с Дженет. Она все видела, видела слишком близко. Однако здравый смысл все подсказывал ей, что это всего лишь страшный сон. Не получалось. Она постоянно возвращалась к мысли о том, как именно Джордж «позаботится» о теле Дженет, устроив дело так, чтобы ее можно было похоронить. Вероятно, он справится, он же патологоанатом.

Она достала свою одежду: джинсы, мужскую рубашку и хлопчатобумажный джемпер. Посмотрев на часы, она поняла, что снова ошиблась.

Одиннадцати еще не было.

Она взяла одежду и на цыпочках прошла в душ милю спавшего Питера. Оделась и вернулась в гостиную. Питер все еще спал. Меган решила, что его пора будить.

Она несколько минут стояла и просто смотрела на него.

Его лицо было таким спокойным, что трудно было вообразить, какой могучей силой он располагает. Она поверила каждому его слову и чувствовала, что их влечет друг к другу. Смешно. Меган твердила себе, что должна испытывать страх или отвращение, но этих чувств у нее не было. Она была очарована.

Меган взглянула на часы. Теперь действительно пора его будить. Она наклонилась, думая тронуть за плечо. Но прежде чем она к нему прикоснулась, он так резко сел на диване, что они чуть не ударились лбами.

— Одиннадцать, — совершенно проснувшись, ровным голосом заявил он.

— Ты меня испугал!

— Извини. У меня хорошо развито чувство времени.

— Это называется хорошо? Хотела бы я, чтобы мои часы шли так же точно.

— Пора за работу.

Меган хотела было открыть занавески.

— Эй, подожди, Дай мне пару минут, ладно?

И все стало ясно. Все, о чем он рассказывал. Страдание, попытки привыкнуть к новой жизни и, наконец, победа над веками слепой веры. Поняла боль победы, смелость, необходимую, чтобы сделать первый шаг и проверить свои теории. Для таких экспериментов морских свинок использовать было невозможно.

— Скажи, когда будешь готов, — проговорила наконец Меган.

Ей бы так хотелось, чтобы в этом коротком предложении Питер услышал все, что она собиралась ему сказать.

Она не хотела заглядывать в холодильник, зная, что Маркопулос положил туда для Питера Впрочем, она ни секунды не сомневалась, что, если потребуется, пойдет туда и своими руками даст Питеру то, что там лежит.

Неожиданно Меган поняла, что ее привлекают не опасность, не сила его личности, не истории, в которых он участвовал и о которых никогда никому не рассказывал. Она восхищалась этим существом… нет, мужчиной. Меган восхищалась Питером Октавианом. Он уже преодолел множество непреодолимых или почти непреодолимых препятствий. Она надеялась, что удача и настойчивость его не оставят.

Зазвонил телефон. Она не могла больше смотреть на него и потому взяла трубку. Звонил Тед, С хорошими новостями.

Отец Лиам Малкеррин не слишком любил день. Солнце не вызывало у него улыбки, а от одной мысли о лете он приходил в ярость: бесконечные дни и лишь подобие ночей, жара, которая обжигает даже самую холодную душу… В общем, он ненавидел лето.

Даже сейчас, зимой, в Новой Англии, где небо затянуто тучами, обещавшими снег, где приятно пронзительный ветер свободно разгуливал по пустынным улицам — до ленча еще оставалось время, — он не был доволен, ведь все еще был день. Завтра он вернется в Рим, там будет намного теплее, и сейчас он на мгновение пожалел, что не может остаться в Бостоне и завершить свою работу. Впрочем, он знал, что это невозможно. В конце концов, здесь он родился. Конечно, с тех пор прошло гораздо больше времени, чем могло показаться, взгляни кто-нибудь на его лицо. Он знал, что появился на свет ночью. Холодной зимней ночью, в канун Нового года.