О святых и тенях
Шрифт:
— Ты слишком хорош для нас, Питер? Ты это хочешь сказать? — спросила Эллен.
Сама мысль о том, что мужчина может оставить ее, была для нее невыносима. Так было всегда. В этом они с Вероникой оказались на одной стороне.
— Нет, Элли. Он просто хочет дать пощечину своему отцу.
Это было слишком.
— Я скажу это только один раз, скажу для всего клана. Сделаю это главным образом для тебя, испуганная маленькая Шеннон. — Он кивнул девушке. — Не смейте сомневаться в моем отношении к нашему отцу. Это вас
Я объясню вам, почему я не стану охотиться с вами сегодня… я не охочусь больше. Если говорить начистоту, луже много месяцев не охотился на людей.
Печаль в глазах Карла сменилась потрясением. Он чувствовал, что Питер собирается юс покинуть, но это… Все были ошеломлены.
— Но сейчас, Питер… — начал Ауис.
Его перебила Уна.
— Как ты будешь жить? — спросила она.
Вероятно, ее действительно тревожила судьба Питера.
— Я справлюсь.
— Трус! — выкрикнул Триш.
Он подошел к Питеру вплотную. Карл не произнес ни слова.
— Слабая, напуганная женщина, — продолжил Триш. — И ты называл себя воином? Ты позор нашей семьи!
— Триш, — наконец произнес Карл.
Но Триш не мог остановиться, он все говорил и говорил, словно выплескивал в лицо Питеру свою ненависть. Октавиан молчал.
— Ты — жалкий мерин, ты плюешь в глаза отцу! Мы должны охотиться на тебя, наглый трус. Предатель! Если я…
И тут Карл его ударил. Питер увидел, как рука Карла метнулась к Триш, и тот упал, не закончив очередного оскорбления.
В следующее мгновение, в то биение сердца между триумфом и разрывавшей сердце болью, Никифор Драгазес, точнее Питер Октавиан, как называл его отец, давший ему новую жизнь, но и принесший столько страданий, в глазах друзей, кого он так любил, увидел презрение. Это мгновение навсегда врезалось в его памяти. Александра Нуэва и Шиэр Жи-Шенг были для него самыми близкими людьми после Карла. Он намеренно отдалялся от них, стараясь освободиться от адских мук совести, что раз и навсегда стала властвовать над ним. Все происходившее было для Питера удивительно, однако и Шенг, и Александра, казалось, ждали от него чего-то подобного. Их молчание да еще молчание Рольфа сделало ситуацию такой мучительной. Они ничего не сказали, но в их глазах он прочитал ненависть еще более непримиримую, чем у всех остальных. Его друзья…
— Почему? — наконец спросил Карл.
Его слова будто завершили это мгновение, навсегда разорвав связь Питера с Алекс и Шенгом.
Теперь пришло время разорвать связь и с Карлом.
— Люди, — сказал Питер.
Он говорил негромко, но был уверен, что все услышат его.
— Когда мы были воинами, все было иначе. Даже если сражение превращалось в бойню, все было иначе. Мы сражались во имя какой-то цели. Сейчас, последние несколько десятков лет, мы просто убиваем.
— Питер…
Карл покачал головой. Он не мог понять.
— Ведь это только животные.
— Ты не понимаешь меня, — сказал Питер, как рассерженные дети обращаются к родителям.
— Так объясни мне.
— Они — это вы! Неужели вы сами не видите?
Обернувшись к остальным, он жестом обвел комнату.
— Они — это вы. Именно поэтому вы убиваете их. Да, конечно, вам нужна кровь, но не ценой их жизней. Вы не можете брать их кровь, не спрашивая. Вы ненавидите людей и потому убиваете их. Мы говорим о людях так, словно это скот.
— Но они и есть скот! — закричал Карл.
— Нет, друг мой.
Сначала Питер по-прежнему говорил тихо, но не выдержал и тоже перешел на крик.
— Я повторяю еще раз: они — это вы. Не совсем так. Они достойнее нас. Они не могут жить вечно, и мы лишаем их этой жизни. Они обладают могучим духом, они знают о неизбежности смерти, но в их груди бьются горячие сердца. Мы же ненавидим их и убиваем, потому что они — это мы!
Питер чуть успокоился и тихо добавил:
— Я больше не могу это делать.
Питер надел плащ. Кинул взгляд на Шенга и Алекс, изящного маленького азиата и его высокую чернокожую любовницу. Ненависти больше не было в их глазах, и Питеру показалось, что он видит на их лицах странную смесь жалости и удивления. Он повернулся к Карлу, лицо наставника превратилось в скорбную маску.
— Я еще увижу тебя? — спросил Питера Карл, его лучший друг.
— Не слишком скоро.
И он ушел.
Рассказывая все это, Питер не мог смотреть на них, старался чем-нибудь занять руки. Меган сочувствовала ему ужасно. Питер знал, что поступил правильно, но мысли о предательстве все еще преследовали его. Меган взяла Питера за руку, усадила рядом с собой.
— На этом все закончилось? — спросила она.
— Нет. Той же ночью, только чуть позже, я наткнулся на Александру и Шенга. Они напали на беременную женщину, ирландскую проститутку. Женщина шла домой. Я понимал, что не могу помешать им охотиться, но ребенок… ребенок — существо невинное. Я… остановил их и отвел женщину в первый же дом, где нам открыли двери.
После короткого молчания Меган спросила:
— Женщина умерла?
— Да, — сказал Питер. — Да, но ребенок выжил, я приходил на следующую ночь. Этого мальчика взяли в церковный приют для сирот.
— Что ж, — сказал Коди, отвернувшись к окну, — хотел бы я, чтобы меня отпустили с такой же легкостью.
— Они воспротивились твоему уходу? — спросила Меган.
— О, Карл сказал, чтобы они оставили меня в покое, но не все ему подчинились. Наверное, я что-то сделал не так? Ладно, расскайсу в другой раз.
Коди посмотрел на Питера, тот не слушал его.
— Питер?
— Извини, — пробормотал Октавиан, тряхнув головой. — Просто задумался о прошлом, о Карле.
— Это было ужасно, — сказал Коди.