О вечном. Избранная лирика

Ронсар Пьер

* * *

В твоих объятьях даже смерть желанна! Что честь и слава, что мне целый свет, Когда моим томлениям в ответ Твоя душа заговорит нежданно. Пускай в разгроме вражеского стана Герой, что Марсу бранный дал обет, Своею грудью, алчущей побед, Клинков испанских ищет неустанно, — Но, робкому, пусть рок назначит мне Сто лет бесславной жизни в тишине И смерть в твоих объятиях, Кассандра. И я клянусь: иль разум мой погас, Иль этот жребий стоит даже вас, Мощь Цезаря и слава Александра.

К КАССАНДРЕ

Ни годы долгие разлуки, ни забвенье Не в силах притушить ни на одно мгновенье Моей

любви к тебе, Кассандра, вечный пыл. Я все еще твой раб смиренный, как и был. Ты мне дороже глаз моих, дороже крови. Ты в каждом помысле, мечте и в каждом слове. Навек избранница моей цевницы ты. Пою тебя, твои прелестные черты И взоры, что, хотя не раздирают кожи, На стрелы остротой губительной похожи: Они вонзаются в подставленную грудь, Грозя и легкие, и сердце мне проткнуть, И с юных лет от них нет никакой охраны. Невидимые те неизлечимы раны. Рассудок мой в плену, и жизнь моя в плену. Плен этот сладостен, его я не кляну. Безмерно радуюсь, что благостной судьбою Мне снова свидеться назначено с тобою, Чей образ в памяти, на лучшей из гравюр, Рукой искусною запечатлел Амур, Когда передо мной предстала ты впервые! Пусть время, что крушит и стены крепостные, Крупицы юности похитило у нас, Мы молоды еще, не отошел наш час. Забыть ли первое свидание влюбленным? Меня приветствуя без слов, полупоклоном, Ты в грудь мою стрелу вонзила, с этих пор Она сидит во мне, конец ее остер, Но пусть и раненый, я, кровью истекая, Благодарю тебя, Кассандра дорогая! И будь я королем, клянусь, высокий столп Воздвиг бы в честь твою, для поклоненья толп, Чтоб с поцелуями к подножью припадали. Как долго нас с тобой разъединяли дали! Я был как истукан, бесчувственный, чужой Себе и всем, но вот воскреснувшей душой Я снова чувствую и радуюсь и плачу. Отныне все в судьбе своей переиначу… Любимая! Тобой мечты мои полны. Твоим сиянием глаза ослеплены, Как в тот апрельский день, святой и незабвенный, Когда мы встретились, мой друг благословенный! То животворная была пора весны, Весеннею порой мы снова сведены. К тебе взволнованно я простираю руки: Да буду счастлив я, как тосковал в разлуке!

* * *

Я плачу, плачь и ты, мой грустный дом, По госпоже, чей лучезарный взор Обоих нас, вступая с солнцем в спор, Дарил и ярким светом и теплом. Амур меня хранил своим крылом Злокозненной судьбе наперекор. Но все, чем был богат, с недавних пор Утратил я, терзаемый стыдом… Прекрасная, вы мной пренебрегли, Отныне вы от глаз моих вдали, Меж нами — рощи, скалы, гор стена. Но сердце к вам переселилось в грудь, Забыло навсегда обратный путь, — И в нем любовь как никогда сильна.

СТАНСЫ

Если мы во храм пойдем — Преклонясь пред алтарем, Мы свершим обряд смиренный, Ибо так велел закон Пилигримам всех времен Восхвалять творца вселенной. Если мы в постель пойдем, Ночь мы в играх проведем, В ласках неги сокровенной, Ибо так велит закон Всем, кто молод и влюблен, Проводить досуг блаженный. Но как только захочу К твоему припасть плечу, Иль с груди совлечь покровы, Иль прильнуть к твоим губам, — Как монашка, всем мольбам Ты даешь отпор суровый. Для чего ж ты сберегла Нежность юного чела, Жар нетронутого тела? Чтоб женой Плутона стать, Чтоб Харону их отдать У Стигийского предела? Час пробьет, спасенья нет — Губ твоих поблекнет цвет, Ляжешь в землю ты сырую, И тогда я, мертвый сам, Не признаюсь мертвецам, Что любил тебя живую. Все, чем ныне ты горда, Все истлеет без следа — Щеки, лоб, глаза и губы, Только желтый череп твой Глянет страшной наготой И в гробу оскалит зубы. Так живи, пока жива, Дай любви ее права, — Но глаза твои так строги! Ты с досады б умерла, Если б только поняла, Что теряют недотроги. О постой, о подожди! Я умру, не уходи! Ты, как лань, бежишь тревожно… О, позволь руке скользнуть На твою нагую грудь Иль пониже, если можно!

* * *

Амур и Марс не схожи ль меж собою? Не ратным ли они живут трудом? Один шагает смело напролом, Другой крадется потайной тропою. Один захватывает город с бою, Другой, как тень, проскальзывает в дом. Несут бесчестье оба, и притом Добычей не гнушаются любою. Один, в руках сжимая лук тугой, Соперников разит, врагов — другой. Тот слезы пьет, а этот любит воду. Влюбленный ли, солдат ли, кто не рад, Ища себе заслуженных наград, Сражаться этим двум богам в угоду?

* * *

Сотри, мой паж, безжалостной рукою Эмаль весны, украсившую сад, Весь дом осыпь, разлей в нем аромат Цветов и трав, расцветших над рекою. Дай лиру мне! Я струны так настрою, Чтоб обессилить тот незримый яд, Которым сжег меня единый взгляд, Неразделимо властвующий мною. Чернил, бумаги — весь давай запас! На ста листках, нетленных, как алмаз, Запечатлеть хочу мои томленья, И то, что в сердце молча я таю — Мою тоску, немую скорбь мою, — Грядущие разделят поколенья.

* * *

Своих мужей искусница Елена С иглой в руке бои умела шить По полотну; а ты изобразить Все муки моего желаешь плена. Но, госпожа, хоть черным цветом тлена Мою погибель начертала нить, — Иль на изнанке зеленью явить Не хочешь ты, что будет перемена? Но видит только, легшие на газ, Оранжевый и черный цвет мой глаз, — Печальные свидетели страданья! О, горький Рок! Не только глаз ее Меня ввергает в безнадежность, — все Сулит одно лишь разочарованье.

* * *

Когда одна, от шума в стороне, Бог весть о чем рассеянно мечтая, Задумчиво сидишь ты, всем чужая, Склонив лицо как будто в полусне, Хочу тебя окликнуть в тишине, Твою печаль развеять, дорогая, Иду к тебе, от страха замирая, Но голос, дрогнув, изменяет мне. Лучистый взор твой встретить я не смею, Я пред тобой безмолвен, я немею, В моей душе смятение царит. Лишь тихий вздох, прорвавшийся случайно, Лишь грусть моя, лишь бледность говорит, Как я люблю, как я терзаюсь тайно.

* * *

Бродил я, горьких слез лия поток, То страх, то чаянья в душе питая, А Генрих за чертой родного края Честь возвратить далеким предкам смог, Рукой победной доблесть он пресек Испанскую, у Рейна в бой вступая, И лучезарный путь к воротам рая Он прочертил копьем средь всех дорог, О сестры — жительницы Геликона, К своим священным водам благосклонно Ведете вы поэтов всех подряд — Коль некогда вы мне напиться дали, Пусть занесут мой скорбный вздох в скрижали, Что вечно в храме Памяти хранят!

* * *

Хочу три дня мечтать, читая «Илиаду», Ступай же, Коридон, и плотно дверь прикрой, И если что-нибудь нарушит мой покой. Знай, на твоей спине я вымещу досаду. Мы принимать гостей три дня не будем кряду, Мне не нужны ни Барб, ни ты, ни мальчик твой, Хочу три дня мечтать наедине с собой, А там опять готов вкушать безумств отраду. Но если вдруг гонца Кассандра мне пришлет, Зови с поклоном в дом, пусть у дверей не ждет, Беги ко мне, входи, не медля на пороге! К ее посланнику я тотчас выйду сам. Но если б даже бог явился в гости к нам, Захлопни дверь пред ним, на что нужны мне боги!