О величии России. Из «Особых тетрадей» императрицы
Шрифт:
Обдумывая это намерение, Панин чувствовал необходимость привлечь к своему замыслу еще двух лиц, именно – гетмана графа Разумовского и генерал-аншефа князя Волконского. Первый из них находился неотлучно при Петре; он был командир одного из гвардейских полков и человек решительный. Другой пользовался доверием в армии; он – человек храбрый и осторожный.
Панин желал произвести решительное действие в тот день, когда Петр прибудет в столицу, чтобы присутствовать при выступлении гвардии в поход на соединение с армией, что должно было последовать в исходе июня. Панину необходимо было предупредить гетмана о своих соображениях, чтобы тот поддержал Петра в намерении присутствовать при выступлении гвардии из Петербурга. Он опасался, как бы Петр не раздумал приехать.
В
Один из них, Пассек, был, по приказу Петра, арестован вечером на другой день после того, как Панин объяснялся с гетманом и князем Волконским. Об этом уведомил Панина Григорий Орлов, офицер того же гвардейского полка, в доме княгини Дашковой; а вечером того же дня Орлов подтвердил свое сообщение, объяснив, что Пассек арестован по причине выраженного его ротою неудовольствия. Наступило чрезвычайное смущение; казалось, тайна раскрывалась или была близка к тому, в случае если станут допрашивать Пассека.
Приходилось или ускорить дело, или подвергнуться большим опасностям. Панин отправил в Петергоф, где находилась императрица, наемную карету в шесть лошадей для того, чтобы не дать возникнуть толкам, которые бы начались непременно, если бы Государыня поехала в придворном экипаже. Он вызвал к себе Алексея Орлова, также гвардейского офицера, посвященного в тайну, и приказал ему предупредить четырех капитанов своего полка, сторонников Екатерины, чтобы они были к завтрашнему утру наготове со всеми людьми, на случай смуты.
Окончив это, Орлов должен был поспешить, как только мог, в Петергоф – предупредить императрицу о случившемся с Пассеком и сказать ей, чтоб она тотчас уезжала из Петергофа в карете, присланной от Шкуриной, ее доверенной камер-юнгферы, а по приезде в Петербург, ехала бы в казармы кавалергардского полка для принятая от него присяги, оттуда отправилась бы в полки Измайловский, Преображенский и Семеновский и во главе этих четырех полков явилась бы в новый дворец, остановившись на пути у Казанского собора, чтобы там дождаться великого князя, которого Панин привезет к ней, как только узнает о ее прибытии и о том, что гвардия ее признала.
В тоже время Панин известил обо всем происшедшем Разумовского и Волконского и затем ушел от княгини Дашковой и отправился к великому князю в летний дворец [187] . Он даже лег в постель подле кровати великого князя, чтобы не возбудить никакого подозрения в прислуге (при Панине постоянно находился один из флигель-адъютантов императора [188] , без сомнения для наблюдения за ним; ныне этот офицер состоит при особе великого князя и ведет себя хорошо), и приказал камердинеру разбудить в случае, если кто его спросит. По его расчету, Алексей Орлов в четыре часа должен был быть в Петергофе, а государыня после пяти часов утра – в Петербурге.
187
На месте нынешняго Михайловского замка. (Прим. первого издания)
188
С. А. Порошин, уволенный в начале 1766 года. (Прим. первого издания)
Каждая минута была дорога и каждая рассчитана. Панин, хотя и лег в постель, как ни в чем не бывало,
Ее Величество приехала в столицу около шести часов, проследовала по пути, начертанному для нее Паниным, приняла от гвардии присягу в верности и в восемь часов утра прибыла к Казанскому собору в сопровождении всех четырех полков, в полном вооружении, но полуодетых. Панин в приготовленной на улице карете привез великого князя в собор, а оттуда Ее Величество проследовала в новый дворец.
Там состоялся первый манифест. Вокруг дворца собрали все четыре полка, которые и принесли тогда присягу государыне, законным порядком. Затем императрица велела Синоду и Сенату собраться в деревянном дворце [189] , и сама туда отправилась с великим князем; в церкви этого дворца Сенат, Синод и все вельможи, бывшие на лицо, присягнули ей.
189
Hынешний дом Елисеева, на Невском, между Полицейским мостом и Большою Морскою. (Прим. первого издания)
По окончании этого обряда сделаны были необходимые распоряжения, дабы упрочить произведенную перемену. По всем дорогам, ведущим к Петербургу, расставлены караулы. Известили о случившемся и расположили в свою пользу Нарвского коменданта; гарнизон этой крепости усилен одним из четырех полевых полков, которые находились поблизости и шли на соединение с армией. От этих полков была принята присяга.
Все вельможи были собраны в деревянный дворец, с них взята присяга, и все они пожалованы сенаторами (вот почему в настоящее время в России так многочислен состав Сената); их держали в беспрерывном сборе во дворце под предлогом подписи разных подлежащих обнародованию распоряжений. Во главе их поставлен был Неплюев: великого князя поместили в комнате соседней с тою, в которой собрались Сенат и Синод.
Было уже поздно, когда спохватились, что нужно упрочить за собою Кронштадт, который Петр легко мог выбрать местом своего убежища, что действительно и случилось. Туда послан был около полудня адмирал Талызин, как бы по поручению адмиралтейства. Ему предшествовал адъютант, который, как только вступил на берег, был отведен к генералу Девиеру, посланному в Кронштадт Петром III с тою же целью, с какою императрица отправила туда Талызина.
Потребовав к себе адъютанта, Девиер спросил его, зачем он сюда явился, зачем едет адмирал, что происходит в Петербурге, нет ли там беспорядков и пр.? Спокойный вид офицера обманул Девиера, который вообразил себе, что при отъезде офицера из Петербурга там все еще было спокойно, и что этот офицер, равно как и адмирал, ни о чем не знают.
Два часа спустя, прибыл на шлюпке Талызин и сошел на берег в гавани, где, по заведенному обычаю, находились для отдания ему чести капитан над портом и матросы. Талызин тотчас же узнал о прибытии генерала Девиера и об аресте своего адъютанта; пока он говорил о том с капитаном, он увидел, что к нему идет Девиер.
Он мог опасаться, что его постигнет та же участь, как и его адъютанта, если б он не принял немедленного решения. Талызин предъявил капитану над портом указ государыни и велел в свою очередь арестовать Девиера в ту самую минуту, как тот приблизился к ним. Дело устроилось без затруднений; гарнизон признал Екатерину, и когда, наконец, в два часа ночи, Петр появился пред Кронштадтом на гребной шлюпке, его приветствовали объявлением, что нет другой власти, кроме власти императрицы, и что, если он не поспешит удалиться, то по шлюпке будет открыт огонь.