О времени и о себе
Шрифт:
Вскоре нам удалось добраться до Куйбышева. К огромному несчастью, по дороге из Камышина в Куйбышев умерли обе мои двоюродные сестры, дочки тёти Клары.
Я до сих пор помню это ужасное время, постоянное чувство голода, холода, страха и безнадёжности. По сей день мне снятся ужасные ночные налёты и бомбёжки того времени. Я слышу звук взрывающихся бомб, вижу лица своих умерших сестёр. Эти ужасы войны, которые мне пришлось пережить, забыть невозможно.
В Куйбышеве нас подселили в коммунальную квартиру, где нам на троих (мама, брат и я) выделили комнату площадью 9,5 квадратных метров. Отопления в доме не было, туалет был во дворе. Я до сих пор помню наш тогдашний Куйбышевский адрес: улица Некрасова, дом 94.
Спустя более семидесяти лет мой внук, уже окончивший к
Самара старая и новая
Когда мы приехали в Куйбышев, там уже жила семья тёти Полины, маминой сестры, которая была эвакуирована туда вместе с организацией, в которой работал её муж.
У мамы было три родных сестры – Клара, Полина и Вера. Тётя Вера, старшая сестра, вместе с бабушкой Гиндой, мужем и двумя детьми пережила войну в Москве.
Лёня-большой
Большой Лёня с Лёней-средним
Лёня-маленький с братом Вовой
Кроме четырёх сестёр в маминой семье был ещё их старший брат Лазарь. Он очень рано увлёкся революционной деятельностью, был активным участником революционного движения в украинском городе Николаеве и погиб там в 1918 году, когда моей маме было 12 лет. Но она его прекрасно помнила и рассказывала мне о том, что после его смерти все четыре сестры поклялись, что, когда они выйдут замуж, то обязательно назовут свих детей-мальчиков его именем. Эту клятву исполнили только три сестры, так как у тёти Клары были только дочки. Тётя Вера, тётя Полина и мама родили мальчиков, но учитывая, что еврейские имена были в то время, мягко говоря, не в почёте, вместо имени Лазарь всех нас назвали Леонидами.
У тёти Веры был Лёня-старший, у Тёти Полины – Лёня-средний, а у мамы я – Лёня-маленький. Три двоюродных брата с одним и тем же именем. И надо сказать, что кроме того, что мы были братьями, мы были большими друзьями.
Летом 1943 года все три сестры со своими семьями возвратились в Москву в свои квартиры. В нашей квартире, к счастью, всё было, как до нашего отъезда. Плюс к этому, нам возвратили наш радиоприёмник.
Никогда не забуду дату 5 августа 1943 года. Мы в Москве, в своей квартире, уже вечер, всё спокойно, мы готовимся ко сну. И вдруг совершенно неожиданно раздался сильнейший звук, похожий на одновременный выстрел из нескольких артиллерийских орудий, напомнивший нам отзвуки стрельбы, которые мы слышали, когда были в Камышине. Конечно, мы все перепугались. Прошло несколько секунд, и раздался второй залп, а потом третий, а потом четвёртый и так далее.
5 августа 1943 года. Первый салют в Москве
Мы были в страшном испуге. Мама велела нам с братом тихо сидеть, а сама пошла к соседям узнать,
Согласно приказу Сталина, в ночь с 5 на 6 августа в столице было произведено 12 артиллерийских залпов из 124 орудий с интервалом 30 секунд. Стрельбу холостыми зарядами вели 100 зенитных орудий и 24 горные пушки Кремлевского дивизиона. За Орлом и за Белгородом закрепилось название «город первого салюта». Салют стал знаменательным событием для москвичей – несмотря на позднее время, люди выходили из домов на улицы и поздравляли друг друга.
Приближалось 1-е сентября, начало нового учебного года. В 1943 году в первый класс принимали детей, которым уже исполнилось 8 лет. Мне было тогда семь с половиной, но мама, как инвалид второй группы, упросила директора школы Лидию Васильевну Луцкову принять меня. Так мы с братом стали учениками 273-й мужской школы Щербаковского района города Москвы.
В то время мальчики и девочки учились отдельно друг от друга. Я пошёл в первый класс, Вова – в пятый. Мама была очень довольна этим по двум причинам. Первая – время было военное, все продукты питания можно было купить только по карточкам, а в школе давали завтраки, вторая – у меня рядом был старший брат, который мог меня защитить, если кто-то захочет меня обидеть. К этому времени мы с Вовой снова обрели фамилию Нисман.
1 сентября 1943 года я пошёл в 1-й «В» класс. Мою первую учительницу звали Александра Кузьминична. is
Школьные годы чудесные
1 сентября 1943 года я пошёл в 1-й «В» класс. Мою первую учительницу звали Александра Кузьминична.
Я не очень помню мои первые школьные годы. А то, что помню, к сожалению, не могу объяснить. Не могу объяснить, например, как получилось, что, придя в первый класс, я уже умел читать и знал наизусть довольно много стихотворений. Дело в том, что маме некогда было со мной заниматься, она должна была постоянно думать о том, чем нас с Вовой накормить и во что нас одеть. Может быть, я многое «схватывал» у Вовы и его друзей, к которым я всегда очень тянулся.
Учёба шла у меня легко, учился я с удовольствием. Параллельно с учёбой, участвовал в школьной самодеятельности. Ходил в шахматный кружок «Дома пионера и школьника» Щербаковского района, научился играть в шахматы и «заработал» там сначала пятую, а потом четвёртую категорию.
Пётр Розенкер
Я со своим первым аккордеоном
В третьем классе у нас в семье появился музыкальный инструмент. Это был трофейный немецкий аккордеон Hohner, небольшой, всего на 48 басов (называемый почему-то половинкой, хотя полный аккордеон имеет 120 басов). Он достался нам почти бесплатно от демобилизованного офицера, вернувшегося из Германии. Стал вопрос, кто будет учиться на нём играть. Решили, что учиться буду я. Через маминых знакомых нашли мне учителя.
Пётр Розенкер приехал в Москву из Одессы, где он руководил джазовым ансамблем. Участники этого ансамбля называли его «пианистом и аккордеонистом от Бога».
В Одессе, в сборнике еврейских песен, в его обработке была издана знаменитая песня «Ах, Одесса». Сам он записал собственную интерпретацию полузабытых и полузапрещённых шлягеров «Ужасно шумно в доме Шнеерзона», «Лимончики», «Попурри на темы еврейских свадебных песен», «Купите бублички!».
В Москве Пётр Розенкер выступал с оркестром в кинотеатре «Динамо». Певицей в его оркестре была Капитолина Лазаренко.