О. Р. З. или Сказ о том, как Михалыч пить бросал
Шрифт:
Света едва хватало, чтобы разглядеть свою руку, но Серега, ощупав находку, улыбнулся сам себе.
— Хе-хе, мешок! Ёлы-палы, мешок! — руки шарили по джутовой ткани, гладя его и теребя. — Картофельный мешок! Слава богу, я вернулся! Я проснулся!
«Наверное, меня дед Шеремет всё-таки выкинул из дома, куда-нибудь в канаву. Я, наверное, в коме был после выпитого, а дедок меня вынес в лес, вырыл канавку, скинул меня и мои вещички и…. — тут мысль Серёги забуксовала. — Интересно, почему Шеремет меня не прикопал, а просто заложил яму ветками? Может, у него сил не хватило»?
Серёга
— Ах, ты! — Михаличев отдёрнул руку и тут же сунул палец, который обрезал, в рот. — Что за….
Сил вылезти из ямы совсем не было. Край осыпался, схватиться было не за что. Серёга сгрёб все ветки в одну кучу и стоя на этом небольшом, шатком возвышении, шарил руками по краю в надежде, за что-нибудь ухватиться.
Отчаявшись и выбившись из сил, Серёга буквально повалился на сырое дно ямы и в отчаянье ударил кулаком по колену. Взгляд упал на палки, что упали сверху, Михаличев через силу встал, взял одну и приложил её к стенке. На ступеньку не тянуло, но хоть как-то он мог упереться ногой в палку.
Палка, довольно толстая с виду, сломалась, как только Серёга вступил на неё. Выругавшись, он предпринял вторую попытку, но в этот раз положил не одну, а несколько.
Уперевшись ногой в сучок одной из палок, Серёга, собрав все силы, сделал рывок, вскочил, и вывалился на край животом. С минуту лежал, а потом вспомнил, что мешок остался внизу. Пришлось сползать обратно.
Отдыхал долго, глядя на мешок и не понимая, зачем Шеремету понадобилось уложить в него два топора, ножи, аптечку помимо вещей. Ладно, — решил Михаличев, — вылезу, разберёмся.
На этот раз он сначала выкинул из ямы мешок, а уже потом, оперевшись ногой о прислонённые палки, выбрался сам. Серёга отполз от края ямы и, перевернувшись на спину, раскинул руки.
Лёжа на спине и щурясь от солнечного света, Серёга из-под прикрытых век разглядывал деревья, возносившие свои стволы вверх, к небу. Весна, хорошо…. Листочки скоро распустятся, птички чирикают. Холодно чего-то, лежать-то. Надо вставать. — Серёга привстал, опираясь на локоть, и отыскал взглядом мешок.
Михаличев не сразу обратил внимание на то, что одет он совсем не по погоде. Да и одеждой, то, что на нём было, назвать язык не поворачивался. Жилетка, сшитая из какой-то шкуры, тряпка или кусок мягкой, грязной кожи вокруг бёдер и высокие армейские ботинки на босую ногу.
Он скинул жилетку, вытряхнул содержимое мешка на землю и выхватив из кучи тряпья мятую футболку, натянул на себя. Следом в ход пошли джинсы и пара носок. Одевать сырые, распухшие от влаги армейские траки совсем не хотелось, и Серега обул кроссовки.
Далее в ход пошла аптечка, порезанный палец он обработал йодом и заклеил порез пластырем. Из вещей имелась ещё брезентовая куртка на ватине, и Серёга с удовольствием натянул её на себя. Она была маловата в плечах, но уж куда лучше дерюжной жилетки.
Глядя на то, что он с себя снял, ему смутно вспомнился сон. Или бред, который казался сном.
— Так, хватит сидеть! Нужно выбираться отсюда и чесать на автобус. — Серёга собрал в мешок все, что оттуда высыпал и немного подумав, засунул шкуры. Чудно, конечно, но… Может, сгодятся где?
Шёл примерно часа два, не переставая говорить сам с собой.
— Так ведь и рехнуться можно! Дикари, шкуры. Этот Шеремет видать специально подсунул мне какое-то пойло, а у меня глюки случились! Может он так лечит от пьянства? Не-е-е-т, больше к этим знахарям ни ногой! — Михаличев переложил мешок на другое плечо, и рукоять одного из топоров больно ударила по ключице. — И топоры эти! С ума сойти можно, зачем мне топоры?! Он что, думал я себе шалашик сделаю, и буду жить в лесу? Нет, это вообще офигеть можно! Два топора, два ножа, аптечка, моток ниток, какой-то хлам, шмотки и ещё деревянный амулет. Он что, из меня отшельника сделать решил? А амулет, это типа кодировка от пьянства? Чтоб выпить не хотелось? А где здесь выпьешь-то, в лесу? А?
Серега шёл, стараясь держать вставшее солнце, справа от себя, но края лесу всё не было. Он сбросил мешок на землю, присел на корточки, передыхая.
— Ну, и куда идти-то? Чёрт бы побрал всё это! Дёрнуло меня ехать в эту дыру! Послушаешь людей, тоже! Езжай, Серёженька к дедку-чародею, он тебя от пьянства отвадит. Отвадил, блин! Чёрт, куда ж идти-то, а?
Он бы ещё долго разговаривал сам с собой, но тут его слуха коснулся звук хрустнувшей ветки под чьими-то шагами. Серёга привстал, повернул голову на звук и заметил убегавшего ребёнка, который петлял меж деревьев и ловко перепрыгивал через упавшие от старости стволы. Серёге показалось странным, что ребёнок был одет в шкуры, а на ногах были какие-то обмотки.
— Эй, пацан! — запоздало крикнул Серёга и вскинул руку, пытаясь привлечь внимание, но паренька уже и след простыл. Серёга опустил руку и уже тихо, почти шёпотом, добавил: — Ты куда, пацан?
Вновь взвалив на плечо мешок, в этот раз уже аккуратнее, Серёга медленно пошёл в ту сторону, куда убежал паренёк.
— Ну, вот, хоть с направлением теперь определился. Сейчас на дорогу выйду, и домой! — Серега, ободрённый, ходко шёл по лесу, нет-нет спотыкаясь об упавшие сучья, прикрытые старой листвой.
Мешок то и дело норовил соскользнуть с плеча и Михаличев уже подумывал бросить его. Ну, зачем ему топоры и ножи? Да ещё и аптечка, если он домой поедет? Хотя ножи хорошие, ножи можно было забрать. Остальное бросить, однозначно.
Серёга скинул ненавистный мешок на землю и потёр плечо. Вытерев со лба пот, он присел на корточки возле толстого дуба и прислонился к нему спиной. Через минуту дыхание пришло в норму, Серёга прикрыл глаза. По спине разлилось тепло и его стало клонить в дрёму.