Оазис
Шрифт:
– Как же ты ее уговорил?
– Я сказал, что смерть наследницы хуже, чем ее позор, о котором, кстати, никто и не узнает, если мы не расскажем, - и папа хитро оскалился всей пастью.
– Я тебя очень люблю, папа!
– Да, Арье, и последнее. Оденься поэффектнее, они все будут смотреть на твое прибытие с балконов! Я знаю, сам так делал!
Я обняла его, потом подхватила свою сумку и потопала прочь по залитой светом луны пустыне. А отец сидел на песке и вытирал украдкой слезы бежавшие по его морде кончиком хвоста. Да, драконы чувствительны, мне говорили…
***
Пока я одевался, я думал о том, что знал про Тхар. Это государство вызывало у меня невольную симпатию. Если бы Харитта
Нам с Кольдранааком довольно долго пришлось ждать Тульчинизза. Это было странно. Потому как, обычно он пренебрегал мужским правом на опоздания, тем более по отношению к друзьям. Но когда мы уже собирались его вытаскивать из башни насильно, он появился, безупречно одетый, хотя и с хмурым выражением лица. Зато Коль был взбудоражен и активен за всех и задал высокий темп, поэтому к главной площади Оазиса мы подошли быстро.
Гостей Оазиса селили в гостинице, рядом с которой находился сад. В саду торговали напитками и фруктами. Мы расположились в одной из центральных беседок, откуда открывался прекрасный обзор практически по всему периметру. Поскольку было еще рано, и многие воспитанники не были осведомлены о прибытии гостьи, кроме нас в саду почти никого не было, если не считать расслабляющихся после ночной смены воительниц. Коль, который не мог усидеть на месте, отправился выяснить там ли мы сидим. У него был опыт общения со всеми стражницами Гвардии Дагайры, которые несли в Оазисе службу по охране и с местными горничными. Поэтому можно было не сомневаться, княжну, если она не испарилась при въезде в ворота, мы сегодня точно увидим.
Пока не было Кольдранаака, я попытался разговорить Туля, потому что его поведение выходило далеко за рамки обычного.
– Туль, что происходит? Ты сам не свой.
– Да все нормально. Просто как же не вовремя!
– Что именно? Ты о чем?
– Знаешь, Лель… Я сам себя не понимаю. И, честно говоря, несколько выбит из колеи. Я не ожидал…- и он замолчал, словно пытаясь проанализировать свое состояние.
– Не молчи. Что не так?
– Понимаешь, Лель, я ведь ее знаю.
– Эту? Ради которой мы тут сидим?
Тульчинизз облокотился на стол, закрыл глаза и потер пальцами виски.
– Да, ее. Не знаю, как ее зовут. Но я ее видел.
– Во сне что ли?
– я чуть не рассмеялся. Слишком необычная ситуация. Сидим с Тулем и в отсутствие Коля разговариваем о женщинах.
– Нет, еще до моего приезда в Оазис. Когда мне было шесть лет.
– Ого! И ты до сих пор ее помнишь? Да и вообще, как ты ее узнал? Мы же видели ее мельком. Три минуты с балкона!
– Ооо! Лель! Я никогда не думал, что такое в принципе возможно, но я ее почувствовал. Причем знаешь, до того момента, как я ее увидел, я даже не вспоминал о нашей встрече.
– Хм! Даже так… А где ты ее видел?
– Там, где я жил до Оазиса, если ты помнишь, я тут с семи лет.
– Так, ребята, - к нам подлетел Коль, - она здесь. Сняла всю мансарду! Сейчас устраивается,
– Да вот… - я сделал эффектную паузу.
– Тульчинизз говорит, что знаком с твоей княжной.
– Ничего себе!
– воодушевился Коль.
– Рассказывай!
И Туль рассказал.
– До семи лет я жил в Оазисе Ай-Румай. Моей матерью была Главная Волшебница Оазиса. Она была странной по отношению к мужчинам и любила своего мужа, моего отца. Я был единственным ребенком, и до семи лет жил вполне счастливо. Мой род был богатым, а отношение со стороны родителей, хотя и не было особенно теплым, но, по крайней мере, мне очень многое дозволялось. Меня даже не лишили способностей. И я вполне успешно ими пользовался, поскольку и мать и отец меня учили. Это было им действительно интересно…
Мы с Колем переглянулись. Мужчинам-драконам с рождения блокировали магию, ну, если она у них была. Когда они становились мужьями, жене дозволялось ее активировать. В Оазисе заклинание-ключ прилагалось к характеристике мужчины-дракона. Но насколько мы знали, его практически никогда не активировали. Потому что нет ничего хуже необученного мага, особенно если женщина не уверена в его беспрекословном подчинении. Мы с Колем имели весьма смутное представление о своих способностях, если они в принципе у нас были. А Туль, как выяснилось, был магом. И его даже учили.
– Мне нравилось мое волшебство. Я был ребенком, и оно было во многом завязано на моих ощущениях. На моем восприятии мира. В каком-то смысле я всегда был мечтателем.
– Да?
– удивился я.
– А мне казалось, что мечтатель у нас Коль.
Тульчинизз улыбнулся.
– Если ты о женщинах, то да, тут мне до него далеко. Я же мечтал о познании. И в детстве я пытался постичь суть явлений. Например, наколдовал снег, которого в Ай-Румай никогда не видели. И у меня даже получилось, хотя поначалу было сложно его себе представить. А потом радугу. В Дагайре не бывает радуг, здесь слишком редок дождь и слишком злое солнце. Мои мать с отцом любили не меня, а мой талант. Они постоянно подсовывали мне неразрешимые задачи, потому что считали, что я, как ребенок, могу совершить невозможное, не зная, что так нельзя.
– Ладно, - прервал его Кольдранаак, - это все, конечно, интересно, но причем тут княжна?
– Сейчас, - сказал Туль, словно пытаясь собраться с мыслями.
– Мне было около семи лет. К Правительнице Ай-Румай приехало посольство из Тхара, с торговыми предложениями. Насколько я помню, они посетили все шесть Оазисов, и наш был последним, поэтому они позволили себе задержаться. Они пробыли в Оазисе около двух месяцев. Отношения между Правительницей и Великой Княгиней сложились чуть ли не дружеские. Во всяком случае, я часто видел их прогуливающимися в дворцовом саду. Великая Княгиня путешествовала с большой свитой, и я часто бегал смотреть на них. На их наряды, поведение, занятия. Все было мне в новинку. Хотя я к ним не приближался… Прямого запрета не было, но вызывать гнев воительниц и стражниц не хотелось. Наказать меня могла любая, несмотря на мой высокий род. Так вот. Однажды я увидел девочку, которая свободно гуляла по саду. То, что она была не местная я сразу понял по одежде и некоторой свободе движений. Девочки в Оазисе к этому возрасту, а ей было года четыре, уже обзаводятся презрительным выражением лица и резкостью в обращении с мужчинами. Но поскольку она ушла уже далеко от гостевого сектора, и поблизости никого не наблюдалось, я решил за ней проследить, чтобы в случае чего помочь вернуться. Может, заслужил бы похвалу. К самой девочке я не приближался. Мне было запрещено с ними самостоятельно заговаривать. Но вдруг она бы сама попросила помощи. Она шла, спокойно оглядывая все вокруг, иногда замирала, словно что-то привлекало ее внимание, а я тихонько крался следом, пока не услышал: