Оазисы
Шрифт:
Дверь отодвинулась. На веранду вышел старик.
— Нани да окотта? — спросил он. — Назе коре ходо созоси?
Девушка выпустила Димитрия, поклонилась старику и удалилась в дом.
Димитрий медленно, постанывая, встал, растирая запястье.
— Дьяволица!
— Куноити — дьяволицы! — согласился старик. — Аико — лучшая ученица! Зря вы сопротивлялись ей. Лучше кушайте. Потом поговорим.
— О чем? — крикнул ему вслед Матиас. Но старик, проигнорировав вопрос, ушел в дом.
Ничего не оставалось, кроме как подкрепиться.
Ссора произошла как-то неожиданно, Алан вовсе не хотел, чтобы дело дошло до такого поворота.
Впрочем, подсознание шептало ехидно, что Димитрий нарывался давно…
Через полчаса на веранду снова вышел старик, руки сложены на животе, спрятаны в широких рукавах, морщинистое лицо растянуто в умильной ухмылке. Он спокойно уселся на колени рядом с Пилигримами, не волнуясь, что на него нападут. Не боится, потому что отобьется, подумал Алан, если вон у него ученица без усилий справилась со здоровенным Димитрием, то что говорить об учителе…
— Я имею к вам предложение, — заговорил старик. Акцента у него почти не было, но предложения он строил чуточку неправильно. — Нам надо победить Западного Дзёнина до летнего солнцестояния, и вы нам поможете.
— Кого надо победить? — спросил Матиас. Он хмурился, предложение ему не нравилось.
— Западный Дзёнин, — повторил старик. — Наш враг.
— А если мы не поможем, тогда что? — буркнул Димитрий.
— Мы вас всех убьем, — сообщил старик с прежней умильной улыбкой.
— Ну, я так и понял, — проворчал Димитрий.
— Зачем тогда спрашивал?
Бородатый Пилигрим не нашел, что ответить.
— Дзёнин, — продолжал старик, — это лидер секты, самый сильный синоби. Всего в Зэн-Секай две секты — Восточная и Западная. Я — Исиро, Дзёнин Восточной секты Зэн Секай.
— А твой враг — лидер Западной? — уточнил Матиас.
— Да!
— А почему вы враги?
— Потому что Рафу, Западный Дзёнин, мой хозяин, а я — его раб.
На веранде установилась тишина. В ночной темноте стрекотали сверчки, вокруг фонарей толклась мошка. Алан переглянулся с Матиасом.
— Ничего не понял! — сказал Матиас.
Старик мелко засмеялся. Потом погладил жидкую бородку и степенно пояснил:
— Синоби — дети войны. А какая война может быть в одном Оазисе? Как сохранить свое предназначение, как не утратить боевой пыл? С древних времен мы разделены на две части, чтобы соревноваться друг с другом, воевать, состязаться и остаться благородными воинами. Победитель повелевает, проигравший подчиняется. За три ночи до летнего солнцестояния можно использовать все способы, чтобы победить соперника и стать господином на весь следующий год. Сегодня первая такая ночь, и я хочу использовать вас.
Старик умолк.
— Но это же бессмысленно! — воскликнул Алан. — Война вам нужна, чтобы оставаться воинами, а воины нужны, чтобы воевать! Чушь полная!
— Для вас — да, — не стал спорить дзёнин. — Но для синоби это смысл жизни.
— Какой от нас толк? Мы не умеем драться так хорошо, как ваши люди. Наверняка и люди этого вашего Западного дзёнина сражаются не хуже ваших.
Старик махнул сухой рукой.
— Вы нам понадобитесь не как воины. Деретесь вы и правда неважно. У нас и своих воинов хватает. Вы нужны для другого. У меня есть план.
Тэн и Димитрий шевельнулись, видимо, собираясь полюбопытствовать, какой именно план придумал старик, но Алан их опередил с другим, более важным, на его взгляд, вопросом:
— Если мы сделаем всё, как вы хотите, нас отпустят?
— Да. — Дзёнин слегка поклонился.
— А если победит Западный дзёнин? — вмешался Матиас. В слабом свете бумажных фонариков он походил на чернильное изваяние; на лице поблескивали серебряные кольца, глазницы превратились в черные провалы.
— Я сделай всё, чтобы вы покинули Зэн Секай в целости. Я помогать вам бежать, чего бы это мне не стоило.
Эти слова здорово успокоили бы Алан, если б в завершении фразы старикашка не хихикнул. Издевается он над ними или это у него такая манера общения?
Кто-то позади Алана едва слышно выдохнул — кажется, Тэн. Дзёнин Исиро застыл с полуприкрытыми глазами и легкой улыбкой, давая, как видно, Пилигримам возможность переварить сказанное. Товарищи Алана не спешили высказываться, даже крикливый Каганович помалкивал. Ночные мотыльки бесшумно бились о тонкую бумагу фонарей, где-то в невидимой листве дерева пел козодой.
— Значит, — произнес Алан, — мы участвуем в вашем плане по покорению Западного дзёнина, а вы, независимо от результатов мероприятия, отпускаете нас пятерых, включая девушку.
Старик молча кивнул всё с той же мерзкой ухмылочкой.
— Надеюсь, вы понимаете, что нарушили правила приема Пилигримов? Кое-кто в курсе, что мы отправились в Зэн Секай… Вам ведь известно о черных списках Пилигримов и Разрушенных границах?
Алан не удержался и глянул на Матиаса. Тот слегка кивнул: мол, ты прав, что напомнил старику о некоторой ответственности. Правда, никто из других Пилигримов не знал, что группа Алана ушла в Зэн Секай, но при желании любой — тот же Кровак, к примеру, — мог бы проследить маршрут.
На дзёнина угроза Алана не произвела должного впечатления.
— Ты грозишь уничтожить наш Оазис быстрым способом или медленным, — спокойно сказал он. — Но синоби не боятся смерти. Мы просыпаемся каждый день с мыслью о смерти, мы холим и лелеем ее. Мы — искатели смерти. Каждый настоящий воин должен помнить: скоро он умирать. Неважно, когда именно, важно лишь — как. Об этом я говорил тебе при второй нашей встреча. В то же время мы уважаем жизнь и не убиваем никого просто так, даже червяка.