Об иных горизонтах здешнего. Апология вечного возвращения
Шрифт:
Действительно ли ничто – альтернатива бытию, принадлежит ли оно к его природе, связано с ним как-то иначе или ничто и бытие – одно и то же? Это предмет философских исследований.
Присущая нам изначально причастность к ничто в любом случае, хотим мы того или нет, открывает метафизический вопрос. И оставляет его перманентно открытым, сознаём мы сей факт или нет: размышляем мы о бытии или не размышляем, метафизика – это мы сами и всё, что вокруг, – весь этот мир. Ответ невозможен, поскольку, как пишет Хайдеггер, «нам не известен тот горизонт, откуда можно было бы постичь и зафиксировать смысл слова есть».
Формулируют метафизический вопрос по-разному, но смысл остаётся всё тем же. Хайдеггер предпочитает такую формулировку: «Почему всюду сущее, а не ничто?». То есть почему
Из этого основного вопроса вытекает, с ним связан или, наоборот, к нему приводит другой вопрос: «Что есть сущее?», которым философы, как правило, руководствуются в своих изысканиях. Структура же данного вопроса такова, что включает в себя по крайней мере два важнейших аспекта, два важнейших вопроса: 1) «Каково устройство сущего?» и 2) «Каким образом может существовать то, что существует, – каков способ существования сущего?».
В лекциях о Ницше, прочитанных в 1936—1940 годах, Хайдеггер рассматривает учение о вечном возвращении прежде всего как ответ на этот второй вопрос. То есть вечное возвращение разъясняет, каким образом существует, каким образом может существовать сущее.
При этом под «сущим» имеется в виду всё существующее вообще – и всякая частность, и всё оно вместе взятое. К сущему относится всё, что можно помыслить, почувствовать, воспринять, вообразить, а также то, о существовании чего мы знаем иным образом, например наше «я» – наше воспринимающее и чувствующее начало, сознающее собственное бытие. Это начало нельзя ни представить себе, ни воспринять со стороны, но существование его нам отлично известно, так как мы сами как раз и являемся им. Понятно, что и история, воспоминания о былом, а также грёзы о будущем – тоже сущее. Хотя это сущее и особого рода: оно – это сами образы, мысли, фантазии, разворачивающиеся в нашем уме в настоящем. Но вот стоит ли считать сущим намертво забытое прошлое, которого больше не помнит, не знает никто, или далёкое будущее, которое пока ещё невообразимо, – это вопрос.
Если всё сущее расположить в настоящем, то есть если предположить, что за пределами настоящего – в прошлом и будущем – находится лишь не-сущее, небытие или ничто, то придётся иметь дело с неразрешимым вопросом о существовании этого самого настоящего, в каждый миг возникающего из не-сущего и тут же в него же и разрешающегося. Получится, ничего как бы нет, ничего по-настоящему не существует, в то время как каждому очевидно, что мир, разумеется, есть. Но каким образом он всё же есть? Способ существования сущего неясен, непрост.
Можно вообще не искать объяснений и остановиться на том, что это – большая загадка, неразрешимая человеческим умом, но если не прекращать изысканий, довольно скоро становится ясно, что исключить из сущего прошлое и будущее, все протянувшиеся в их направлении каузальные связи и ограничиться лишь настоящим никак не удастся. Более того, не удастся ограничиться и вообще всем преходящим миром, поскольку способ его существования находится за его пределами – в ином.
Обращаясь, так сказать, к здравому смыслу и признавая Кориска на рыночной площади и Кориска в Ликее одним и тем же Кориском, сознательно или бессознательно мы апеллируем к его неизменной, неподвластной течению времени сущности, во всяком случае неизменной в период его земной жизни.
Умозрительное, бестелесное, эйдосы, логосы, вещь сама по себе, вечное и бесконечное, первичный Хаос, содержащий в себе все порядки и все беспорядки, нирвана, Бог, Абсолют и так далее – это иное, стоящее вне и над временем, – причина, начало, прообраз, конец преходящего мира. Именно там и ищут обоснований способа существования сущего.
Доктрина вечного возвращения – одно из таких обоснований: сущее, заключающее в себе в том числе все пространства и все времена, потенциально существует всегда, свидетельствуя о себе в веренице мгновений, возвращающихся вновь и вновь и делая актуальным то один аспект этого нерушимого всеобщего сущего, то другой. Вечное и преходящее, бытие и ничто в этом обосновании – не радикальные оппозиции, но рассматриваются как состоящие в изначальной связи, даже в единстве.
«Сущее-в-целом существует как вечное возвращение», – поясняет Хайдеггер.
Является ли в таком случае вечное возвращение истинным ответом на вопрос о способе существования сущего,
Разумеется, нет, поскольку ответ на метафизический вопрос невозможен. Любой глубочайший ответ служит совсем иной цели: открыть нам вопрос, преобразить окружающий мир из «реального» в трансцендентный, каким он и является на самом деле.
Ориген о вечном возвращении
Во второй книге сочинения «О началах», созданном в III веке, Ориген пишет следующее.
«Что же касается тех, которые утверждают полное сходство и равенство миров между собою, то я не знаю, какими доказательствами они могут подтвердить это (предположение). Ведь если (будущий) мир во всём будет подобен (настоящему), то, значит, в том мире Адам и Ева сделают то же самое, что они уже сделали; значит, там снова будет такой же потоп, и тот же Моисей снова выведет из Египта народ в количестве почти шестисот тысяч, Иуда также предаст во второй раз Господа. Савл во второй раз будет хранить одежды тех, которые камнями побивали Стефана, – и всё, случившееся в этой жизни, случится снова. Но я не думаю, чтобы можно было подтвердить это каким-либо доводом, коль скоро верно, что души управляются свободой произволения и, как своё совершенствование, так и своё падение производят силою своей воли. В самом деле, в своих действиях и желаниях души не управляются каким-либо (внешним) движением (cursu), которое снова возвращается на те же самые круги после многих веков; напротив, души (сами) направляют движение своих поступков туда, куда склоняется свобода их собственного разума (ingenii). То же, что говорят эти самые мужи, похоже на то, как если бы кто-нибудь стал утверждать, что если меру хлеба рассып'aть по земле, то может случиться, что и во второй раз падение зёрен будет то же самое и совершенно одинаковое (с падением их в первый раз), так что каждое отдельное зерно и во второй раз, высыпавшись, может лечь близь того же зерна, рядом с которым оно было некогда в первый раз, и что вся мера во второй раз может рассыпаться в таком же порядке и образовать такие же фигуры, как и в первый раз. С бесчисленными зёрнами меры (хлеба) это, конечно, совершенно не может случиться, хотя бы её рассып'aли непрестанно и непрерывно в течение многих веков. Точно так же, по моему мнению, невозможно и то, чтобы мир был восстановлен во второй раз в том же самом порядке, с теми же самыми рождениями, смертями и действиями. Миры могут существовать только различные, со значительными переменами, так что состояние одного мира, вследствие каких-либо известных причин, бывает лучше, состояние другого мира, по иным причинам, – хуже, состояние же третьего мира, ещё по иным причинам, оказывается средним. Но каково именно число и состояние (миров), – этого, признаюсь, я не знаю, и, если бы кто-нибудь мог показать, я охотно бы поучился этому».
Излагая учение о вечном возвращении, Ориген хотя и говорит о «полном сходстве и равенстве миров», всё равно как само собой разумеющееся предполагает линейное время. То есть вместо возвращения миров рассматривает возможность их идентичного, неотличимого повторения. Поэтому недоумение, а также критика Оригена понятны.
В иудео-христианской теологии преходящий мир – это мост между двумя вечностями, и вся история, все события, тем более связанные с проявлением небесных, божественных сил, свершаются только однажны. Считать, что Адам снова съест яблоко, Моисей снова поведёт свой народ через пустыню, а Иуда снова предаст Христа, абсурдно. Это первый аргумент Оригена, не высказанный прямо, но высказанный между строк и понятный любому христианину.
Однако на круге времён все эти события, а также все остальные события тоже свершаются только однажны. Адам – это не новый, точно такой же Адам, а именно тот же Адам. События не повторяются через миллионы и миллионы лет: это время, описывая круг, возвращается к тому же событию. Точно так же, как путешественник, движущийся по шарообразной земле в одном направлении, только вперёд, удаляется от исходного места и вместе с тем приближается к нему, пока наконец не вернётся в него. Или как эпизод прошлого, всегда тот же, к которому в воспоминаниях обращаются вновь и вновь. События круга времён неповторимы и уникальны, однако, свершаясь во времени, причастны и к вечности.