Об иных горизонтах здешнего. Апология вечного возвращения
Шрифт:
Заметим лишь, что считать семя-огонь в момент рождения-гибели мира бесконечно большим ничуть не лучше, но и ничуть не хуже, чем считать его бесконечно малым, ведь в этот момент не существует ни тел, ни каких-либо проявленных форм и говорить о размерах вообще не приходится, так как последние имеют смысл лишь в сравнении. Единственное, что существует в этот момент, – это семя-огонь, а пространство и время, как и всё остальное, содержатся в нём в состоянии непроявленном, потенциальном… То есть не семя-огонь пребывает в пространстве и времени, а наоборот…
Стоики: возрождение того же миропорядка
Начала – бог-логос и первовещество – вечны и неизменны,
Кстати, к этой же мысли рано или поздно должны будут прийти и последователи теории большого взрыва, точнее сторонники той гипотезы, согласно которой большой взрыв не только начало новой, но и конец предыдущей Вселенной. Поставив законы природы превыше всего, ничего другого и не остается, как только признать, что при новом большом взрыве будет воссоздана точно такая Вселенная, как нынешняя. То, что в момент взрыва известные нам законы больше не действуют, – не аргумент, так как приходится допустить, что в этот момент в силу вступают иные законы, нам неизвестные, ведь при отсутствии всяких законов физика как наука вообще невозможна. Но при одних и тех же начальных условиях и нерушимых законах «развития» единственность следствия предопределена.
«Зенон [Китийский] утверждает, что после воспламенения те же самые люди возникнут для того же самого, то есть Анит и Мелет станут обвинять, Бусирис – убивать гостей, а Геракл – вновь совершать подвиги» (Татиан. «Против эллинов». Глава 3).
Сомнение в том, что такое случится, понятно. Но вместе с тем в изложениях и обсуждениях этой мысли различными философами, да и просто в попытках осмыслить её «обычными» людьми, нами самими, можно заметить параллельно присутствующее смутное странное чувство – недоумение, замешательство, изумление. Взятое само по себе, как лишь фантазия, абстрактная мысль, данное утверждение кажется, с одной стороны, очень понятным, простым, а с другой стороны – совершенно непонятным и невообразимым: как это так – некогда восстановится весь прошлый космос, явятся те самые люди и тот же Геракл вновь будет совершать те же подвиги? Вселенная безгранична, по крайней мере весьма велик'a, и допустить появление где-то, когда-то сходного миропорядка, сходных людей не проблема, но вот возвращение именно тех же людей, того же миропорядка представить себе нелегко.
Это странное чувство часто не замечают или пытаются устранить, заменяя тех же людей на похожих: на тех же в душе, но отличающихся по облику либо, наоборот, внешне таких же, но иных внутри. Так иногда поступают и сами стоики, вернее, некоторые из них.
«Они [стоики] говорят, что индивиды, которые возникают впоследствии, отличаются от предшествующих лишь внешними привходящими свойствами. Внешние свойства по ходу жизни меняются и у одного и того же Диона, но из-за этого он вовсе не превращается в не-Диона. В самом деле, Дион не перестаёт быть
Кроме «проблемы Кориска», которую мы обсудим в следующей главе, и ещё более сложной проблемы перехода «души Диона» из одного цикла в другой наподобие того, как она постепенно переходит из юного тела Диона в его более зрелое тело, в данном фрагменте различается очень важный вопрос: либо в доктрине стоиков речь идёт об известной идее цикличности, то есть о повторении аналогичного, но иного миропорядка, либо о совершенно непонятной идее возвращения тождественного самому себе миропорядка.
«Утверждая, что при возрождении каждый человек возникнет в том же самом виде, стоики на самом деле исследуют, останусь ли я один по числу теперь и тогда (в силу тождества сущности) или буду „повторён“ (в силу распорядка, ведущего ко всё новым и новым миропорождениям)» (Симплиций. «Комментарий к „Физике“ Аристотеля». Книга 5, глава 4).
«Один по числу» означает, что имеется в виду именно возвращение того же самого: ничего нового не создаётся, а просто возвращается уже бывшее – возвращается тот же самый индивид, а не создаётся точно такой же, но другой, в результате чего число «тождественных» индивидов с каждым новым циклом увеличивалось бы на единицу. Иными словами, если каждая вещь и каждый индивид при разрушении и возрождении мирозданий не увеличивается по числу, но остаётся в числе единичном, то речь идёт об их возвращении, а не о создании новых, пусть точно таких же.
В то время как «повторён» означает именно повторение всякого сущего и увеличение числа таких сущих на единицу с каждым новым циклом. Заметим, что в этом случае ничто не мешает всякому заново созданному сущему быть как похожим на предыдущее, так и во всём идентичным ему.
Хотя возвращение намного темнее и непонятнее повторения, сосредоточиться в первую очередь следует всё же на нём, поскольку именно тождественность, а не схожесть миров со всей логической строгостью вытекает из космологии стоиков. Круговороты и повторения схожих миров, вне всяких сомнений, тоже концепция глубочайшая, однако её мы коснёмся потом.
Почему так непросто понять возвращение именно тех же людей? Например, потому, что никак невозможно помыслить себя пребывающим не только в настоящем, но одновременно и в каком-то далёком прошлом и будущем, а именно этого требует положение тождественности. Наша душа неделима и всегда только здесь и теперь: то, что есть сейчас, – это одно, потом будет всё же другое, пусть даже такое же точно.
Тождество и равенство: А = А и А = B
Тождество – это одно, единица: просто есть нечто одно и оно совпадает с самим собой или является самим собой. Равенство – двоица, два: есть нечто одно и нечто другое, точно такое. Говорят, идеального равенства не существует, поскольку одно всегда чем-то да отличается от другого, хотя бы положением в пространстве и времени. Поэтому речь может идти лишь об одном сущем, тождественном себе, либо о двух разных сущих, очень похожих.