Обещание страсти
Шрифт:
— Извините меня, мистер Хэллам.
— В самом деле. Пятая я — твое изобретение. Кейт. Я никогда и никому об этом не говорила. Рождение новой личности.
— Или смерть всех старых. Не бери на себя еще одну роль, не разыгрывай еще одну сцену. Будь честной.
— Хорошо. — Она тепло посмотрела на него.
— Знаю, ты искренна, Кизия. И я рад. За нас обоих. Нет… за тебя.
— В каком-то смысле, Люк, ты сегодня даровал мне свободу. А это нечто особенное.
— Так, но ты ошибаешься, утверждая, что дал тебе ее я. Вспомни, я уже говорил тебе, что свободу никто не может отнять…
Кизия громко расхохоталась и посмотрела ему п глаза. Он был сейчас очень привлекателен.
— Туалет внизу, в холле слева. Ты не пройдешь мимо, он розовый.
— Я бы очень расстроился, если бы он оказался другого цвета. — Сказал и растворился в холле, продолжая смеяться.
Кизия вспомнила о своем намерении приготовить кофе. Прошло уже три часа:
— Ты еще не раздумал насчет кофе, Люк? — Он вернулся и, стоя в проеме кухонной двери, лениво потягивался.
— Могу ли выторговать за него пиво?
— Конечно.
— А бокал пусть останется чистым. Никаких бокалов. Знаешь, как пьют простолюдины? — Он открыл банку с пивом, дернув за ушко на крышке, и сделал большой глоток. — Божественно. До чего ж приятно!
— Ночь оказалась долгой, и мне, право, жаль, Люк, что я засоряю тебе мозги.
— Ни ты, ни я этим не занимались. — Они вновь улыбнулись друг другу. Кизил налила себе белого вина.
— Я устрою тебя на диване.
Он кивнул в знак согласия и вновь глотнул пива, а она в это время нырнула под его расставленные в дверях руки.
У нее был диван, который в мгновение превращался в кровать.
— Здесь ты можешь продержаться до утра. Если что-нибудь еще нужно, говори, пока я не скрылась в спальне.
То, что ему было нужно, могло ее шокировать. Она вновь стала непреклонной. Хозяйкой дома. Достопочтенной Кизией Сен-Мартин.
— В сущности, да. Мне кое-чего хочется, до того как ты «скроешься в спальне». Хочу, чтобы здесь появилась женщина, с которой я проговорил целую ночь. Ты, дорогая, стала вдруг такой чопорной, будто тебя посадили на кол. Это скверная привычка. Не собираюсь обижать тебя, не собираюсь насиловать. Не продам твои откровения и даже не буду тебя шантажировать.
Она стояла посреди комнаты, удивленная и задетая за живое.
— Разве я подозреваю тебя в чем-то? Мне хотелось поговорить с тобой, Лукас.
— Так что же случилось теперь?
— Я просто думала…
— Ушла в себя. Отвратительная привычка. Я уже говорил тебе. Разве мы не друзья?
Она кивнула. На глаза вновь навернулись слезы. Эмоциональный вечер.
— Конечно. Мы друзья.
— Хорошо. Для меня ты — особенная. — Он тремя прыжками перемахнул через комнату, крепко сжал ее в объятиях и поцеловал в щеку.
— Спокойной ночи, крошка. Крепкого тебе сна.
Она приподнялась на цыпочки и коснулась губами его щеки.
— Спасибо, Лукас. Крепкого сна.
Он слышал тиканье часов, доносившееся откуда-то из темноты дома, но ничто не проникало из ее комнаты. Прошло не более десяти минут. Он был слишком возбужден, чтобы заснуть сразу. Лукасу казалось, что они проговорили несколько дней, что ему все-таки удалось приоткрыть дверцу в ее душу. Но он боялся, что она захлопнется вновь — один лишь неверный шаг. Поэтому он лежал сейчас на диване и только вспоминал о дружеском поцелуе перед сном. Она была не из тех женщин, которых атакуют стремительно. Таких теряют еще до начала атаки. Но за одну ночь они прошли огромный путь. И он был доволен. В сознании Люка мелькали обрывки их разговора… выражение ее лица… слова… слезы… мгновение, когда она потянулась к его руке…
— Люк! Ты уже спишь? — Он так увлекся, что не услышал, как она прошлепала босиком через всю комнату.
— Нет, не сплю. — Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. На Кизии была ночная рубашка из розового шелка, волосы свободно падали на плечи. — Что-нибудь случилось?
— Нет, просто не могу заснуть.
— Я тоже.
Она рассмеялась и уселась на пол возле дивана. Он не знал, что заставило ее вновь появиться в этой комнате. Люк прикурил сигарету и предложил ей. Она взяла, затянулась и вернула обратно.
— Ты сегодня сделал для меня очень многое, Люк.
— Что? — Он снова лежал, уставившись в потолок.
— Ты позволил мне выложить все, что так мучило в течение долгих лет. Я в этом страшно нуждалась.
Это было не все, в чем она нуждалась, но сама мысль об этом пугала Кизию. Ему не хотелось вторгаться в ее жизнь — она за многое несла ответственность…
— Люк!
— Да?
— Какой была твоя жена? Последовало долгое молчание, она уже пожалела, что спросила об этом.
— Симпатичная, молодая, сумасшедшая, как и я в те дни… и напуганная. Она боялась, что все рухнет. Я не знаю, Кизия… она была славная, я любил ее… Но кажется, это было так давно… И я был другим. Все покатилось к черту, когда я попал в тюрьму. Надо найти в себе силы, когда случается подобное. А она не смогла. Не смогла и тогда, когда погибла наша малютка. Думаю, это и убило ее. Все копилось у нее внутри, пока она не задохнулась и не умерла. В каком-то смысле она умерла еще до того, как покончила с собой. Возможно, как и твоя мать.
Кизия кивала, глядя ему в лицо. У него был рассеянный вид, голос не выдавал никаких эмоций, кроме уважения к прошлому.
— А почему ты спросила?
— Наверное, из любопытства. Мы так много говорили обо мне.
— Обо мне мы говорили вчера, во время интервью. Так что сейчас квиты. Почему бы тебе не попытаться заснуть?
Она кивнула и поднялась с пола, он погасил сигарету.
— Спокойной ночи, Люк.
— Пока, малыш. Увидимся завтра.
— Сегодня.
Он ухмыльнулся ее поправке, лениво отмахнулся рукой.
— Грубиянка. Убирайся в постель, иначе завтра не сможешь показать мне город.
— Ты завтра не улетаешь?
— Нет, если ты свободна. — Он ни о чем не хотел просить.
— Я свободна, как птица. Спокойной ночи, Лукас. — Она быстро повернулась в вихре розового шелка, а он молчал, испытывая неодолимое желание дотянуться до нее и остановить. Но Кизия исчезла, прежде чем он сумел что-то сказать ей вдогонку.
— Кизия! — позвал он тихо, но настойчиво.
— Да? — Она выглянула, разыграв на лице удивление.