Обещание весны
Шрифт:
Она снова началась, эта проклятая история с Сандерсфордом. Как раз в то время, когда Перри уже надеялся, что Грейс покончила со своим прошлым навсегда, когда в их семье все шло так чудесно. После Рождества и его дивного, волшебного завершения Перри обрел надежду, что жена любит его безраздельно. И стало вдруг так трудно примириться с чем-то меньшим, чем любовь. Только уважение, преданность и привязанность не удовлетворяли его больше.
Проклятое письмо! Перигрин бросил перо и откинулся на спинку кресла, прикрыв ладонью глаза.
Правильно ли он вел себя, обнаружив, что не способен
И вернул его жене. Сошел ли он с ума? Был ли он мужчиной? Бывший любовник прислал ей письмо тайком, без сомнения, письмо любовное, а муж не только позволил жене прочесть письмо, но и поощрил ее в этом. Как можно было не разорвать это послание на клочки и не потребовать от Сандерсфорда, чтобы тот впредь не смел посягать на святость их с Грейс брака?
Но Перри не хотел разыгрывать из себя сурового и властного супруга. Не хотел силой удерживать жену при себе. Он скорее готов был потерять Грейс, чем заставлять ее жить с ним против воли.
Но она принесла ему письмо нераспечатанным. Почему? Быть может, таким образом молила его о помощи? Хотела, чтобы он взял решение проблемы на себя? А он покинул ее в беде? Унизил? Толкнул на поступок, который Грейс вовсе не хотела совершать?
Почему они не могут поговорить об этом? Некий заговор молчания возник вокруг Сандерсфорда и его роли в жизни Грейс. Почему бы не обсудить все это, не открыть друг другу мысли и чувства? Перри пришел к заключению, что существуют глубины непроницаемые, существуют темы, на которые невыносимо больно говорить. Он готов был примириться с тем, что Грейс решит вернуться к прежнему возлюбленному, но не в силах был услышать от жены жестокую правду в ответ на собственный вопрос. Выходит, он попросту трус?
Перигрин встал, как вдруг дверь открылась и в кабинет вошла Грейс.
— Я прочитала письмо. — Голос ее был бесцветным. — И написала ответ.
Она посмотрела мужу в глаза. Перри взял письмо и сложил его так, как оно уже было сложено перед тем, как Грейс его развернула. Сделал он это не глядя.
— Так отправь его. Грейс, зачем ты принесла мне его письмо и свой ответ? Тебе нужна моя помощь? — Слезы выступили на его глазах, и Перри закусил губу.
— Я не хотела делать что-то у тебя за спиной, — ответила Грейс.
Перри поднял руку, хотел погладить Грейс по щеке, но передумал и опустил ладонь ей на плечо. — Могу я помочь тебе, Грейс?
Она покачала головой.
— Я хотела, чтобы ты прочитал его письмо или порвал не читая и запретил мне общаться с Гаретом. Это было глупо. Ведь ты никогда ничего подобного не сделаешь, Перри, правда? Это ничего не решило бы и только разрушило наше уважение друг к другу.
— Я хочу избавить тебя от боли, — сказал он. — Хочу взять все на себя. Но не могу. Это единственное, чего мы не можем сделать для другого человека.
— Гарет настаивает, чтобы я ушла к нему. Намерен явиться сюда за мной. Я написала, что не приеду и не хочу видеть его, когда он приедет сюда.
Рука Перигрина
— Ты любишь его, Грейс?
— Нет, не люблю. Я его ненавижу. — Она помолчала и добавила: — Мне хочется сказать еще вот о чем. Мне думается, что, возможно, мы с ним подходим друг другу, а с тобой, Перри, мы не… — Грейс горестно вздохнула. — Я так хотела этой гармонии, но, кажется, ее нет.
Она закрыла лицо ладонями, и Перри услышал рыдание, полное боли, так понятной ему, потому что искренне разделял эту боль. Он стиснул плечи Грейс изо всей силы, мучительно крепко, сам того не сознавая, но она больше не могла успокоиться в его объятиях.
Перри взорвался совершенно неожиданно для себя. Схватил первую попавшуюся под руку фарфоровую статуэтку и запустил ею в камин.
— К чертям все это! К чертям твоего Сандерсфорда! И тебя тоже, Грейс!
Он стоял, сжав кулаки, ошарашенный собственными словами. Грейс перестала всхлипывать. Наступило гробовое молчание.
Перигрин зачем-то подошел к камину и носком ботинка собрал в кучку осколки статуэтки и сам поразился тому, насколько спокойно звучал его голос, когда через несколько минут спросил:
— Итак, ты намерена уехать?
Грейс посмотрела на него покрасневшими, испуганными глазами.
— Уехать? Уехать отсюда? Ты просишь меня об этом, Перри? Господи, вот до чего дошло! Но я не хочу покидать тебя. Я не хочу снова быть вместе с Гаретом. Я хочу остаться с тобой, под твоей защитой. Но я сказала тебе, что у нас теперь нет гармонии. И ты меня сейчас ненавидишь. Боже мой, да что же это происходит?
— Скорее всего мы оба впали в истерику, — сказал Перри, возвращаясь к письменному столу и машинально переставляя предметы на нем. — Я не хочу, чтобы ты уезжала, Грейс. И ты тоже этого не хочешь. Во всяком случае, сейчас. Мне кажется, ты не уверена в своих чувствах. Останься по крайней мере до тех пор, пока не определишься.
— Это несправедливо по отношению к тебе.
Перри невесело рассмеялся, смял лист бумаги, на котором до прихода Грейс нацарапал что-то скверно отточенным гусиным пером, и бросил его в корзину.
— Ну и что? У меня нет ни малейшего желания, чтобы ты покинула меня, Грейс, в то время как ты не уверена, хочешь ли этого сама. Я благодарен тебе за то, что ты была со мной откровенна, — могла утаить письмо. Оставайся со мной! Оставайся, пока можешь. Я знаю, что ты скажешь мне честно, когда придет время.
— Когда придет время? — прошептала она. — Значит, ты так уверен в моем окончательном решении? Разве оно неизбежно, Перри? И ты в состоянии терпеть мое присутствие после всего этого?
Он улыбнулся — неожиданно и немного грустно.
— Не стоит воспринимать все это так болезненно. Знаешь, мне кажется, что голова у меня разлетится на тысячу кусков, если я немедленно не выйду на воздух. Пойдем прогуляемся, Грейс. Погляди, вот-вот пойдет снег.
— Я не могу, Перри.
— Отлично можешь. Пройдемся немного по дорожке. Я просто должен взять тебя с собой, чтобы по достоинству оценить красоту серых снеговых туч и голых ветвей. Нет-нет, пожалуйста, не плачь больше. Я запрещаю. Категорически. Послать кого-нибудь за твоей теплой одеждой или ты сходишь за ней сама?