Обет Ленобии
Шрифт:
— С моей стороны ничего! — быстро сказала Ленобия, а потом, вздохнув, добавила: — Некоторое время назад моя мама, набожный человек, сказала, что мы больше не будим посещать мессу. Вместо этого она держала меня дома. Но это не помешало Епископу приезжать в поместье и искать взглядом меня.
— Епископ забрал твою девственность?
— Нет! Он не прикасался ко мне. Я до сих пор девушка.
Мария Магдалина перекрестилась:
— Благодарите за это Матерь Божью. — Монахиня протяжно выдохнула. — Епископ беспокоит меня. Он человек не такого типажа, какого я хотела бы видеть в Сент-Луисе. Но пути Господни неисповедимы. Путешествие
— Мы?
Мария Магдалина приподняла брови:
— Урсулинские монахини — слуги Божьей Матери, и Она не хотела бы, чтобы я праздно стояла в то время как одна из Ее дочерей оскорблена — пусть и Епископом. — Она отмахнулась от благодарностей Ленобии. — Теперь, когда ты узнана, тебя будут ожидать на обеде. Этого нельзя избежать, не навлекая на себя еще больше насмешек и презрения.
— Привлечь насмешки и презрение лучше, чем внимание Епископа, — сказала Ленобия.
— Нет, они сделают тебя более уязвимой для него. Ты будешь обедать с нами. Просто попробуйте быть незаметной. Даже он ничего не сможет сделать в нашем присутствии.
Кроме этого, хотя я уверена, ты устала симулировать болезнь и сидеть в своей каюте, но ты должна оставаться вне поля зрения.
Ленобия откашлялась, подняла голову и сделала решительный шаг:
— Сестра, в течение нескольких недель, я покидала наши каюте на рассвете и возвращалась прежде, чем большая часть судна проснется.
Монахиня улыбнулась:
— Да, дитя, я знаю.
— О. Я думала, вы молитесь.
— Ленобия, полагаю, ты откроешь для себя, что многие из моих добрых сестер в состоянии думать и молиться одновременно. Я действительно ценю твою честность. Где ты гуляла?
— Здесь. Ну, на самом деле, там, — Ленобия указала на темную часть палубы, где хранились спасательные шлюпки. — Я смотрю на восход солнца, немного прогуливаюсь, а потом спускаюсь в трюм.
Мария Магдалина удивленно моргнула:
— Грузовой отсек? Зачем?
— Лошади, — сказала Ленобия, а затем пояснила. — Я говорю правду, туда меня привлекли лошади. Пара першеронов. Я очень люблю лошадей и хорошо лажу с ними. Могу ли я продолжить посещать их?
— Ты когда-нибудь видела Епископа на своей рассветной прогулке?
— Нет, это было впервые, и то только потому, что я задержалась после рассвета.
Монахиня пожала плечами:
— До тех пор, пока ты осторожна, я не вижу причин оставлять тебя в ловушке собственной каюты. Но, действительно, будь осторожна, дитя.
— Я буду, благодарю вас, Сестра.
Ленобия порывисто обняла монахиню. Всего лишь мгновение ее окружало материнское объятие, а затем, отстранившись, монахиня похлопала ее по плечу.
— Не волнуйся, дитя, — утешительно пробормотала Мария Магдалина. — В Новом Орлеане большой дефецит хороших католичек. Не бойся, мы найдем тебе мужа.
Стараясь не думать о Мартине, Ленобия прошептала:
— Я предпочла бы, чтобы вы нашли мне способ зарабатывать на жизнь.
Монахиня все еще хихикала, пока они возвращались в женские каюты.
***
В частной гостиной Командора, непосредственно ниже того, где еще так недавно говорили Ленобия
Когда Командор вернулся из камбуза с двумя пыльными бутылками портвейна в мускулистых руках, Чарльз сделал вид, что его заинтересовал год и виноградник. Он притворился, что наслаждается богатым вином, но вместо этого пил запоем и без дегустации, хотя оно должно было погасить пламя его гнева, горящее внутри него, в то время как его вскипяченный ум подслушал обрывки беседы. «Что это между вами двумя? Епископ взял вашу девственность? Насмешки и презрения не так страшны, как внимание Епископа. Действительно, будь осторожна дитя…»
Командор бушевал по поводу приливов, боевой стратегии и о других таких же банальных предметах, и гнев Чарльза, расхоложенный вином, кипел медленно и тщательно, готовясь в соках ненависти, вожделения и приправленный огнем.
***
Ужин был бы катастрофой, не будь сестры Марии Магдалины. Симонетта оказалась единственной девушкой, разговаривающей с Ленобией, и она заговаривала в неловких паузах и неуклюжих моментах, словно пятнадцатилетняя забыла, что ей, как полагается, Ленобия больше не должна ей нравиться.
Ленобия сосредоточилась на еде. Она думала, что это все равно что оказаться на небесах, чтобы быть в состоянии плотно поужинать, но пристальный взгляд Епископа заставил почувствовать ее себя настолько плохо и испугал, что она отодвинула от себя большую часть восхитительного морского окуня и гоняла вокруг него по тарелке маслянистый картофель.
Сестра Мария Магдалина выполняла свою работу. Она заняла Командора дискуссий об этике войны, которая затрагивала и Епископа с его духовным мнением. Он не мог проигнорировать монахиню, когда она проявляла такой очевидный интерес к его мнению. И намного раньше, чем Ленобия могла себе представить, Сестра попросила извинить их.
— Так скоро, мадам? — Командор мутно мигнул, обратив на нее красное от портвейна лицо. — Я весьма наслаждался нашей беседой!
— Дествительно простите меня, Командор, но мне бы хотелось пойти, пока вечернее небо еще дает немного света. Мне и мадмуазелям очень хотелось бы совершить несколько кругов по палубе.
Мадмуазели, явно потрясенные предложением монахини, смотрели на нес с той или иной степенью ужаса и удивления.
— Прогулка? По палубе? И зачем вам это, Сестра? — резким тоном осведомился Епископ.
Монахиня спокойно улыбнулась Епископу:
— Да, я думаю, что мы слишком долго сидели взаперти в наших каютах, — она посмотрела на Командора. — Разве не вы много раз говорили о преимуществах морского воздуха? И только посмотрите, господин, какой вы крепкий сильный селовек. Мы хотели бы подражать вашим привычкам.
— Ах, да, да. — И без того массивная грудь Командора увеличилась еще больше.
— Отлично! Тогда с вашего позволения, я собираюсь рекомендовать девушкам частые прогулки по кораблю в разное время дня. Мы все должны помнить о нашем здоровье, и теперь, когда последняя из морских болезней распалась, нет ничего, чтобы держать нас в наших каютах. — Мария Магдалина сказала последнее, бросив быстрый знающий взгляд на Ленобию, сопровождаемый примерительным взглядом Командору, словно делясь с ним досадой на поведение девушки. Ленобия подумала, что сестра Мария Магдалина совершенно блестяща.