Обет
Шрифт:
— Он боится, — добавил другой слуга, — боится, что слухи могут оказаться правдой. Он не хочет рисковать благополучием своего народа.
И мы понимали, что их страх не безоснователен. Слухи, словно вирус, поразили дворец, и король Ляо Вэй, оказавшись под их влиянием, был вынужден действовать, руководствуясь не разумом, а страхом.
— Он попросит нас уйти, — сказала Тинг, ее голос был полон горечи. — Он не сможет противостоять давлению толпы и страху перед неизвестным.
И она оказалась права. В тот же день король Ляо Вэй призвал нас к себе и, с явным сожалением в
— Я не могу рисковать благополучием моего народа, — сказал он, избегая взгляда Тинг. — Простите меня, но я вынужден попросить вас уйти.
В его глазах, обычно лучившихся спокойствием и уверенностью, теперь читались страх и беспокойство. Он извинялся, бормоча что-то о благополучии своего народа, о долге перед предками, о гневе Небес. Но за этими словами я видел истинную причину — он боялся. Боялся того, что слухи могут оказаться правдой, и присутствие Ян действительно навлечет на его королевство беду.
Ян держалась с достоинством, как и полагалось истинной принцессе. Ее спина была прямой, подбородок гордо вздернут, а голос — ровным и спокойным. Но в ее глазах я видел глубокую печаль и разочарование. Она прибыла сюда в поисках союзника, а вместо этого была вынуждена бежать, словно преступница, опасаясь не только врагов, но и тех, кто мог бы стать ее друзьями.
Но даже в этом водовороте страха и суеверия, нашлись те, кто не поддался общему безумию. Принц Лин, словно скала, возвышался над бушующим морем людских страстей, не поколебленный ни шепотом клеветы, ни угрозой гнева Небес. Его сердце, плененное красотой и благородством Ян с первого взгляда, осталось глухо к лживым наветам. Он видел в ней не демоническую лису, а прекрасную, отважную женщину, несправедливо обвиненную и преследуемую.
Он проводил нас не только до ворот дворца, но и дальше, до самой границы города, не желая расставаться с Ян ни на минуту. Он держал ее за руку, словно боялся, что она растворится в тумане слухов и интриг, и его взгляд, полный беспокойства и нежности, говорил больше, чем любые слова.
И когда пришло время прощания, он тайно вручил ей нефритовый амулет — не просто украшение, а символ защиты и удачи, передаваемый в его семье из поколения в поколение. Он сжал ее руку в своей и, глядя ей прямо в глаза, произнес клятву, каждое слово которой было наполнено силой и решимостью:
— Я верю тебе, Ян, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе вернуть твой трон. Я поговорю с отцом, придумаю что-нибудь.
Его слова звучали искренне и проникновенно, и я, несмотря на свою ревность, не мог не почувствовать уважения к этому молодому человеку.
Тинг, которая всю ночь провела в лабиринте полок королевской библиотеки, перелистывая хрупкие, пожелтевшие от времени свитки, встретила нас у ворот с выражением торжествующей тайны на мордочке. Она держала в зубах свернутый пергамент, потрепанный веками и источающий слабый аромат пыли и магии.
— Нашла! — провозгласила она, бросая свиток к моим ногам. — Древнее пророчество, которое может изменить все.
Я развернул пергамент и вгляделся в выцветшие символы, написанные
— И что это значит? — спросил я, хотя ответ уже начал складываться в моей голове, словно мозаика.
— Это значит, что ты, Макс, — Тинг встретилась со мной взглядом, и в ее зеленых глазах я увидел не только уверенность, но и искру надежды, — и есть этот Воин-Дракон. Ты был призван сюда не случайно. Ты — тот, кто спасет Арантею.
Я замолчал, переваривая информацию. Тинг, это дранная кошка, натягивает сову на глобус. Но где-то в глубине души мне хотелось в это верить. Да, я не был воином, не был героем. Я был простым рекламщиком, жившим обычной жизнью в другом мире. Но здесь, в Арантее, я уже совершил невозможное — пробудил в себе силу Ци, сражался с врагами, защищал Ян. И да, я чувствовал в себе потенциал, огромную силу, которая только ждала своего часа.
— Пророчества — это всего лишь указатели, — сказал я, больше себе, чем Тинг. — Они показывают путь, но не определяют его. Я не знаю, суждено ли мне стать этим «Воином-Драконом», но я точно знаю, что буду бороться. В конце концов, на мне обет — вернуть ей трон, — с улыбкой кивнул я на принцессу.
Ян подошла ко мне и взяла меня за руку. Ее прикосновение было теплым и успокаивающим.
— Я верю в тебя, Макс, — сказала она, глядя мне в глаза. — Я видела, на что ты способен. Ты сильный, ты отважный, и ты добрый.
Я взглянул на Тинг, затем снова на Ян, и внутри меня что-то щелкнуло. Я почувствовал прилив сил, уверенность в себе, которой у меня раньше не было.
— Хорошо, — сказал я, улыбаясь. — Раз уж вы решили заниматься самовнушением, то мне суждено стать «Воином-Драконом».
И в этот момент я поверил в себя.
Слова Ян, проникновенные и искренние, как сама ее душа, эхом отозвались в глубине моего существа. Они были как глоток свежего воздуха в затхлой атмосфере страха и сомнений. И ее прикосновение — легкое, но твердое, как удар молота по наковальне, — зажгло во мне искру надежды, которая уже начала угасать.
Я встретил ее взгляд, и в ее глазах, цвета летнего неба после грозы, я увидел не только веру — непоколебимую, абсолютную веру в меня, в мои силы, в мое предназначение, — но и что-то больше, что-то глубокое и сокровенное, что заставило мое сердце забиться чаще. Это была любовь — не страсть, не влечение, а именно любовь, чистая и бескорыстная, готовая на любые жертвы.
Мы покинули город под покровом ночи, словно тени, бесшумно скользящие по узким, извилистым улочкам, пропахшим лавандой и страхом. Наши шаги не издавали ни звука, лица скрывали капюшоны плащей, а сердца были тяжелы, словно камни, поднятые со дна моря. В них плескалась горечь поражения, тяжесть невыполненной миссии, гнев на самих себя и на жестокую судьбу, которая снова сыграла с нами злую шутку. Но в этой горечи была и примесь стали, закаленной в пламени испытаний, — стали, из которой куются настоящие воины.