Обезглавленная Мона Лиза
Шрифт:
Содержимое кожаного портфеля — несколько десятков тысячефранковых пачек — Пьязенна вытряхнул на стол рядом с горкой героина и с издевкой заметил:
— И всем этим ты хочешь поделиться со мной по доброй воле, лишь только потому что осознал вину за мои бесконечные унижения?
— Я хочу поделиться с тобой, чтобы совместно провернуть дело, которое принесет нам миллионы. Послушай! Я знаю несколько оптовиков, знаю дюжину мелких перекупщиков. Эта партия героина даст нам пять — шесть миллионов. Затем Джотто — продадим его в Штаты, в частное собрание, — это те же наличные деньги.
— Мне
Словно загнанная в угол крыса, Грандель лихорадочно искал спасения, но не находил его. Он уже представлял, как лежит в луже крови, затем — в морге среди окоченевших трупов.
Неожиданно в голове Гранделя мелькнула спасительная мысль. И как это он сразу не догадался? Так и только так можно еще, вероятно, поставить Пьязенну на место. Заметно окрепшим голосом он сказал:
— Жан, ты недооцениваешь меня. Моим убийством ты сам подпишешь себе смертный приговор. У моего адвоката Ареспьержа лежит заверенное нотариусом заявление, в котором Пьер Шевалье и Огюст Дюбуа удостоверяют, что дали ложные показания, чтобы обеспечить тебе алиби на то время, когда была убита твоя жена. Если со мной что-нибудь случится, Ареспьерж незамедлительно передаст это заявление полиции.
Пьязенна надолго замолчал. Большим пальцем он то открывал, то складывал бритву. Клик-клак, клик-клак — звучало в ушах Гранделя. Наконец Пьязенна с силой сложил бритву и скрипнул зубами, поняв, что и на этот раз он проиграл.
Грандель решил закрепить свою победу, чтобы подобный инцидент никогда больше не повторился.
Он тяжело опустился на табуретку и тихо, но сурово сказал:
— Лучше, если мы забудем то, что сейчас произошло. Повторяю: мы сидим в одной лодке. Если она перевернется — мы оба утонем, будем поддерживать друг друга — лодку не перевернем и выпутаемся из этой истории. Условие одно: как и прежде, я один решаю, что нам надо делать.
— Думаю, ненадолго. Полиция села нам на хвост, — сказал Пьязенна вновь покорным голосом.
— Табор рисует овечек на райском лужке. Показания Эреры, даже если полиция разыщет ее, юридически не ценнее болтовни пьяной шлюхи. Единственную реальную опасность представляет Де Брюн. — Грандель говорил спокойно. К нему вернулась прежняя уверенность.
— Останетесь здесь? — обеспокоенно спросил Пьязенна.
— Теперь нет. — Антиквар задумчиво улыбнулся. — Закроем магазин и бросим на него прощальный взгляд. Все, что имело реальную ценность, я уже обратил в деньги, и поэтому пожар поможет мне уладить все остальное. Вместо того чтобы рассчитаться со мной, господин Де Брюн из страховой компании «Меркюр-Франс» рассчитается с моим адвокатом, наличными и без всякой крови, на законном основании. А теперь заканчивай бритье, нам нельзя терять время.
Пьязенна повиновался.
Сразу после допроса Эреры Пери связался по телефону со своим бюро на набережной Орфевр и распорядился арестовать Гранделя и Пьязенну. Но когда Ситерн получил наконец ордер на арест — Фюшон, шеф уголовной полиции, всеми силами противился повторному задержанию
Жестокость, которую проявил Грандель, спасая свою шкуру, вывела из себя даже невозмутимого Ситерна. Огонь пожирал обветшалый пятиэтажный дом с такой быстротой, что пожарные все свои усилия сосредоточили на защите соседних домов и эвакуации жильцов верхних этажей. В доме проживало много стариков. Они уже не в состоянии были самостоятельно спускаться по приставной лестнице, их приходилось выносить на руках. Грандель и Пьязенна как в воду канули. Незамедлительно был отдан приказ об их повсеместном розыске. К поиску беглецов подключились сотни полицейских в морских портах, на железнодорожных вокзалах, в аэропортах, отелях и пансионатах, ресторанах, пивных и винных погребках, и не только в Париже. Не будь у Гранделя надежного помощника и документов, он вряд ли ушел бы от полиции.
18
Возвратившись в Париж, Пери ненадолго заехал домой и сразу отправился в свое бюро на набережной Орфевр, чтобы заняться разработкой отдельных версий дела. Ему было ясно, что в ближайшие дни круг от убийства Мажене до изобличения Де Брюна мог замкнуться. Теперь Пери и его инспекторы не строили никаких иллюзий. Де Брюн, видимо, еще пользовавшийся покровительством Авакасова, был сильным противником, уличить которого в преступлении вряд ли удастся законным путем. Правда, Де Брюну было далеко до Аль Капоне, но он не уступал ему в хитрости и изворотливости, располагал обширными связями в различных министерствах.
Поэтому не просто было доказать, что он главарь синдиката, сбывавшего героиновую смерть, как сбывают стиральный порошок, не говоря уже о десятке убийств, анонимно заказанных ему, как заказывают чистку ковра.
И все же Пери не терял надежду. Схватив Гранделя, можно покончить и с Де Брюном.
Он вызвал к себе Фонтано.
— Ну, «Дон Жуан», что поделывает твоя последняя пассия? Скорбит еще о тебе?
— Вам следовало бы пожалеть меня, шеф, — обиженно произнес Фонтано. В последние три дня я спал не более шести часов.
— О, по виду этого не скажешь. — Пери набил трубку. — Ну, а теперь серьезно: пришло время использовать твое донжуанство с толком для дела. Поезжай в Дюньи, скромным послушником проникни в женский монастырь и похить одну невинную девушку. Тебя это устраивает?
— Не сердитесь, шеф, но я нахожу, что ничем не заслужил такой насмешки.
— Речь идет о внучке Авакасова. — Пери достал из папки фотографию. Она живет в интернате при монастыре в Дюньи, однако, насколько мне известно, это искушенная в жизни и самоуверенная юная особа. Ты должен войти в контакт с ней, и на этот раз я закрываю глаза на мораль. Запрещаю только, чтобы ты позволил молодчикам Де Брюна убить себя. У нас уже достаточно покойников. И смотри, чтобы Ламбер не подложил в твой любовный напиток пилюлю слабительного.