Обмани лжеца
Шрифт:
К четырем часам к дому номер сто семнадцать по улице Лесозаводской стали подтягиваться приглашенные на творческий вечер Ивченко. Наткнувшись на высокий забор и закрытые ворота, они не торопились ломиться в них, а приглядывались друг к другу. Алина не отходила от окна, наблюдая за происходящим в бинокль. Когда около дома собралось девять человек, один невысокий парень в белых брюках и огненно-рыжей рубашке осмелился нажать на кнопку домофона. Домработница приоткрыла дверь и практически сразу ее закрыла — вероятно, испугалась натиска толпы. Вскоре вся улица была запружена автомобилями и людьми преимущественно
Алина разглядела в одном окне именинника, а в другом — его мать.
— Саша, как все это понимать? Что там происходит? — вопрошала сына Людмила Дмитриевна.
— Мама, это то, что определяется словом «популярность». Люди пришли поздравить меня с днем рождения. Неужели так трудно догадаться?
— Где Петрович? — строго спросила госпожа Ивченко.
— Я его отпустил в больницу к сыну.
— Нашел время! — возмутилась Людмила Дмитриевна. — Толпа может быть опасна. Ты забыл, кто у нас в гостях?
— А где Володя? Куда ты его отослала? — злорадно осведомился Саша.
— Не я, а Григорий Григорьевич, — соврала мамаша. — Ладно, надо все же что-то делать. Может, вызвать наряд милиции?
— Ты с ума сошла! Я распоряжусь, чтобы Никитична открыла двери.
— Не смей!
В доме Ивченко назревал семейный конфликт, а около него — публичный скандал.
— Мама, я говорил тебе, что праздник мой, но ты не хотела меня слушать. Видишь, как меня любят? Слава наконец пришла ко мне! — патетично провозгласил художник. — Неужели ты за меня не рада? Ну конечно, ты всегда думала только о себе и заставляла меня радоваться за тебя…
— Что за чушь ты несешь? Саша, признайся, ты все подстроил специально, чтобы позлить меня. Пригласил людей, отослал охранника… Как же ты мог так нагадить мне?
— Ну, если ты все равно так думаешь, то мне не остается ничего другого, как пойти и встретить гостей!
— Людочка, Саша, куда вы пропали? — издалека послышался мужской голос.
— Гриша, тут такое дело… — ангельским голоском пропела Людмила Дмитриевна. — У дома собрались почитатели Сашиного таланта…
— Так почему же они не заходят? — удивился банкир.
Александр принял его вопрос как руководство к действию и дал указание домработнице всех впустить. Мамаша промолчала. Вероятно, потому, что совершенно неожиданно для себя оказалась в ситуации, на течение которой не могла повлиять.
Алина разглядела в бинокль, что людей и машин на Лесозаводской улице несколько поубавилось, но их по-прежнему было много. Самые терпеливые были вознаграждены: двери особняка наконец-то распахнулись перед ними…
Я сидела в кабинете у Колосова-младшего уже полтора часа. Мы по второму кругу обсудили все вопросы, пора было сворачивать общение. За это время его отец наверняка доехал до Третьей городской больницы, выяснил, что его сын туда не поступал, и вернулся обратно в дом Ивченко. Да, я отдавала себе отчет, что поступила с Вячеславом Петровичем жестоко, но у меня не было выбора. Присутствие охранника в коттедже на Лесозаводской было крайне нежелательно.
Дом Ивченко стал очень быстро заполняться людьми, внешность большинства из которых так и кричала о «голубизне». Александр извинился перед ними за то, что заставил томиться ожиданием на улице, и пригласил всех пройти в «выставочный зал».
— Так, Никитична, быстренько накрой в холле первого этажа фуршетный стол, — распорядилась госпожа Ивченко. — Продукты-то есть?
— Что-нибудь найду.
— Вот и хорошо. А спиртное? — осведомилась Людмила Дмитриевна.
— Этого добра в погребе навалом, — ответила домработница.
— Замечательно. Им наверняка только и надо, что пожрать да напиться на халяву. Никитична, позвони Петровичу, пусть немедленно возвращается, от этой оравы можно ожидать чего угодно. Не удивлюсь, если они полдома разворуют. За ними нужен глаз да глаз, без охранника нам не обойтись.
— Людмила Дмитриевна, у Петровича сын на операционном столе.
— Мне нет до его проблем никакого дела! — возмутилась Ивченко. — Если охранник не вернется в течение часа, я его уволю! Понятно?
— Понятно. — Домработница обреченно вздохнула.
— Настасья Никитична, справишься со всем как надо, получишь хорошее вознаграждение, — примирительно сказала хозяйка.
Через несколько минут домработница набрала телефон Колосова и тревожным голосом спросила:
— Петрович, ну что там с твоим сыном?.. Как не нашел его? Может, ты больницу перепутал?.. Точно помнишь, что звонили из Третьей городской?.. Похоже, ты был прав, это розыгрыш, и я даже догадываюсь чей. — Никитична перешла на шепот: — Сашкин, чей же еще! У нас тут такое творится… Толпа его приятелей взяла дом измором. А к ним еще журналюги примазались, ходят тут, фотографируют… Мне велено всех накормить и напоить. Даже не знаю, как со всем управлюсь. А тебе Людмила Дмитриевна приказала немедленно сюда возвращаться, иначе грозится увольнением. Хорошо, что с твоим сыном все в порядке. Как не уверен? На звонки не отвечает? Ну мало ли, где он и что делает… Петрович, я тебя предупредила, а дальше ты уж сам решай, нужна тебе эта работа или нет. Все!
Переключив тюнер, Алина услышала совсем другие голоса.
— Светлана Петина, газета «Горовск сегодня», — представилась журналистка. — Как вы можете охарактеризовать направление своей живописи?
— Боюсь показаться нескромным, но я являюсь создателем нового жанра… Это, так сказать, фьюжн иконописи и сюрреализма.
— Что вас подвигло к такому смелому смешению жанров?
— Хочу заметить, что фьюжн не смешение, а сплав. А что меня подвигло… Пожалуй, сама жизнь.
Инициативу перехватила другая журналистка:
— Лиза Кайнова, еженедельник «Семь, семь, семь». Александр, на своих полотнах вы изображаете исключительно мужчин. Вам не нравятся женщины?
— Я очень люблю свою маму, и в мои ближайшие планы входит написать ее лик на холсте…
— То есть это будет изображение Богородицы с лицом Людмилы Дмитриевны?
— Давайте не будем говорить о том, что можно будет вскоре увидеть. Я пока не могу раскрыть вам все мои творческие планы.
— А в вашей жизни есть еще женщины? — Журналистка завуалированно поинтересовалась сексуальной ориентацией художника.