Обманный лес
Шрифт:
Томас шагал рядом с Брауни, стараясь не отставать от великана гризли, и смотрел, как под медвежьей шкурой перекатываются мускулы. В них была мощь. Сила, которую Томас не мог даже вообразить. Но все же Брауни был таким дружелюбным, что Томас гадал, сможет ли гризли, когда ему настанет время исполнить свою роль, обратить эту невообразимую силу в насилие. Томас очень надеялся, что обойдется без этого. Подобный поступок уничтожит медведя, как пить дать. Но если без этого им не вернуть Натана, что ж, он надеется, что Брауни не подведет.
– Наш
Колокольчик засеменил за ними, позвякивая на бегу. Томас мог отключиться от звона, но не от голоска маленького полосатого существа. Порой он нес чушь, но иногда говорил что-то по-настоящему дельное. Эта порция бормотания не относилась ни к тому ни к другому, но его слова глубоко задели Томаса.
Это его вина, он понимал это. Или, по крайней мере, во многом его вина. Впрочем, ответственность лежала не на нем, нет. Они могли бы предотвратить все случившееся, если бы только попытались. Но Томас знал, что он бы мог остановить это. Мог не дать ничему этому ни зайти так далеко, ни произойти вообще. В том, что стало с ними теперь, не было его подлинной вины, но он мог бы изменить это.
– Я люблю вальс, – сообщил Брауни, подтверждая оценку Тилибома. – Но мне ужасно хотелось бы выучиться танцевать танго.
На мгновение печаль едва не захлестнула Томаса снова. Потом его кольнула абсурдность происходящего, и он улыбнулся во весь рот. Он со смешком покачал головой и похлопал Брауни по спине.
– Дай мне только вернуть моего мальчика, – сказал он. – А потом, обещаю, я научу тебя танцевать танго.
Брауни широко улыбнулся, демонстрируя длинные ряды огромных острых сверкающих зубов. Любой другой при виде этой ухмылки в ужасе бросился бы наутек. Томас лишь негромко засмеялся и покачал головой.
– Мы спасем его, Наш Мальчик, – сказал Брауни, и его улыбка чуть померкла.
Они шагали в молчании, лишь позвякивание язычка Тилибома нарушало тишину. Мертвый, почерневший сад по обеим сторонам дороги казался призрачным, как будто духи деревьев ночью явились на свое прежнее обиталище. Очень скоро все следы веселья испарились из мыслей Томаса и стерлись с его лица.
Через четверть мили он остановился, огляделся по сторонам.
– Это первый пост, верно? – спросил он. – Я узнаю его.
– Верно, верно, Наш Мальчик, – подтвердил Тилибом. – Первый пост стражей. Был. До того, как…
Мистер Тилибом вгляделся в Путаный путь, как будто ему только что пришло в голову, что если они продолжат свое путешествие, то выйдут к дымящемуся пепелищу его родного городка, где тела его друзей и родных превратились в угли. Он остановился на полуслове, обхватил голубое брюшко ручками и больше ничего не сказал.
Томас
На пятьдесят ярдов углубившись в сгоревший лес, Томас остановился. Он оглядел поваленные деревья, потом взглянул на Брауни. Кроткие глаза гризли встретились с его собственными, в них ясно читался невысказанный вопрос.
– Я знаю, запах гари заглушает все остальное, – сказал Брауни Томас, – но ты не улавливаешь запаха Краснолиста?
Медведь распрямился во весь свой рост, который составлял весьма внушительные восемь с половиной футов, и принюхался. Он устремил свой взгляд поверх обугленных верхушек деревьев, на которых никогда больше не родятся яблоки. Тилибом перестал шевелиться и потому затих.
Некоторое время спустя Брауни снова сгорбился.
– Точнехонько с северо-востока, – подтвердил он. – Не больше чем в паре сотен ярдов.
Краснолист плакал. Он стоял в небольшом ручейке, который когда-то отделял Большой Старый сад от остального Обманного леса. Он служил противопожарной полосой, и Краснолист содрогался при мысли о том, что могло бы случиться, не будь его здесь. Урон был огромен.
Но еще страшнее была неопределенность. Краснолист не мог решить, что делать. Что, если он вернется на свой пост, а пожар начнется снова? Он подумал, что, пожалуй, следует доложиться капитану Толстосуку, но ветер донес до него слух, что Толстосук ушел. Покинул Обманный лес. Этого лесным стражам попросту не дозволялось. Нарушение служебного долга и все такое прочее.
Уж кто бы говорил.
Впрочем, в конечном счете Краснолист просто испугался. У него было немало веских причин для страха, но мысль о том, что он может струсить, была столь чужда стражу, что он был в состоянии лишь стоять столбом, запустив корни в ручей, и ронять слезы.
Он не заметил странную компанию, которая показалась из сгоревшего сада чуть ниже по течению ручья от места, где он стоял. Равно как, погруженный в жалость к себе самому, не слышал, как они приблизились к нему по берегу ручья.
– Ты покинул свой пост, Краснолист, – раздался голос.
От неожиданности Краснолист слегка всплеснул корнями и обернулся к ним. Среди них был Брауни. Гризли всегда нравился Краснолисту, но в настоящий момент вид у медведя был крайне недовольный, даже сердитый. На плече у него сидел колокольчик, и увидеть его было для Краснолиста огромным облегчением. Он полагал, что все его сородичи погибли в пожаре, который опустошил край Колокольчиков и Свистулек.
Ему не пришло в голову задаться вопросом, почему гризли несет колокольчика на плече.