Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений
Шрифт:
— Огонь!
Видно, как загорелись горные хижины.
Начальник полиции не отнимает глаз от зрительной трубы.
— Огонь!
К Фишеру подходит Гушке.
— Господин доктор, — говорит он. — На шее у этого дикаря была такая игрушка.
Фишер рассматривает вырезанную из дерева статуэтку, изображающую Миклухо-Маклая. Она прикреплена к шнуру, сплетенному из древесного волокна. Статуэтка очень похожа на то изображение Маклая, которое вырезал Туй на конце своего копья.
— Дайте мне ее, — говорит Фишер и прячет статуэтку в карман. — Гушке, вам надлежит сохранить череп этого папуаса для берлинского музея.
Фишер стоит на фоне зарева от пылающей деревни.
Тело Каина чуть подрагивает на виселице.
Невдалеке от виселицы под пальмами сидит Гушке и с увлечением играет на губной гармонике.
«Лумбахская дева» выпускает снаряд за снарядом по горной деревне.
Зрелище подвергнутого бомбардировке мирного селения. Сбитые ядрами кокосовые орехи в лужах человеческой крови. Трупы. Горящие хижины. Пушечный снаряд — круглая бомба «Лумбахской девы», пробив кровлю из пальмовых листьев, кружится, как волчок, на полу большой общественной хижины. Внутренний вид хижины напоминает храм. Высятся резные столбы, в углах висят черепа предков. Здесь же собрано оружие, промысловые орудия и т. д. Это — как бы выставка папуасского искусства, музей туземного быта.
Папуас, в котором зритель узнает Саула, несколько мгновений, как ребенок, рассматривает вертящееся ядро. Потом он хватает ядро и выкидывает его за порог.
Грохот взрыва. Летящие осколки впиваются в лица деревянных идолов.
Саул подбегает к самой большой статуе. Это огромное изображение Маклая, вырезанное из целого древесного ствола. У подножья статуи — груда реликвий Маклая: железные топоры, ножи, заступы. Мелькают бумаги, старые этикетки с надписями на русском языке, например, «Чай «Богдыханская Роза». Торговый дом Пономарева», измятые консервные банки и т. д. Все это — следы наивного культа Маклая.
Возле статуи Маклая прислонено копье. На нем — старая соломенная шляпа Туя. У нижнего конца копья на земле лежит человеческий череп. Это все, что осталось от старого папуаса Туя…
Осколок бомбы впивается в лицо статуи Маклая. Саул молитвенно распростерт у подножья изваяния.
За порогом хижины слышен плач детей, стоны раненых, женские вопли.
Саул выбегает из храма.
Через некоторое время он возвращается с несколькими воинами. Они тащат огромные носилки из пальмовых жердей.
Воины по команде Саула водружают на носилки статую Маклая и выносят ее.
Воины запевают «Песню Маклая».
Охваченные экстазом, они не обращают внимания на падающие ядра.
Упавших воинов сменяют другие.
Саул копьем указывает путь воинам.
Они идут в горы, в недоступные лесные дебри.
Статуя Маклая плывет над головами людей.
Очередной пушечный выстрел.
Стены храма рушатся.
Почерневшие столбы, обугленные балки, груды пепла. Маклай и Маргарита Робертсон стоят на пожарище. В руке Маклая старый саквояж. Робертсон держит в руках глобус, который она купила по просьбе Маклая. На пальце Робертсон блестит золотое обручальное кольцо.
— Ну, Маргарита, простимся с пепелищем и пойдем искать новый кров, — говорит Маклай. — Все наше с нами. Знаешь, где мы будем жить? На морской зоологической станции, которую я основал в бухте Ватсон-Бай. Ты будешь королевой подводного царства, — шутит Маклай, — морской царевной.
— А ты, Маклай?
— А я… Я вроде моего земляка Садко… Но все это шутки. Мы опять нищи, Маргарита. Но это так кажется только… Смотри!
Маклай показывает на стройную пальму невдалеке от пожарища. Ствол ее кое-где почернел от огня, но молодые ее листья зелены и ровны. Голуби, лишившиеся крова, вьют гнездо на ветвях пальмы.
— Жизнь берет свое, — говорит радостно Маклай. — Советы старого Туя пошли мне впрок. Я не хочу умирать. Пусть смерть подкрадывается к нам, как змея. А мы сильнее ее. О, сколько еще надо свершить! Мы живем, живем, Маргарита.
— Ты устал, Маклай, — говорит спокойно и нежно Робертсон, — и зрелище сгоревшего крова волнует тебя… Пойдем отсюда!
— А когда и где имел я свой кров, Маргарита? Хижина в Новой Гвинее. Ее разрушили немцы, здесь — тоже их работа. Они думают, что сильнее их нет. У них пушки, древнетевтонское право, баронские короны. Они хотят проглотить весь земной шар, но они подавятся… Как я их ненавижу!
— Тебе нельзя волноваться, Маклай!
— Но ты больше не отвечаешь за меня перед «Женским обществом содействия медицине», Маргарита. И теперь я здоров. Скоро мы вместе отправимся в Океанию, а потом в Петербург.
Мимо быстро проходит почтальон с туго набитой сумкой. Он пристально вглядывается в лицо Маклая и возвращается обратно.
— Кажется, господин Маклай? — спрашивает почтальон. — Хорошо, что я вас узнал. Сиднейский почтамт приказал мне разыскать вас во что бы то ни стало.
— Хотя бы на дне морском? — шутит Маклай. — Это почти близко к истине. Но в чем дело?
— Вы числитесь выписанным из госпиталя, старый адрес ваш: «Территория выставки», как мы видим, недействителен. Адресата трудно найти.
— В царской России об этом говорят так: «Не имеет определенного места жительства», — перебивает почтальона Маклай.
— Посмотрите, господин Маклай, сами, как вам адресуют некоторые письма: «Берег Маклая», «Архипелаг Довольных Людей»… Но Сидней — сердце Океании, и вся почта для вас поступала к нам, — с гордостью говорит почтальон. — Я вам ее сейчас вручу. Со всех концов мира!
Почтальон начинает опорожнять сумку. Мелькают письма большие и малые, пакеты, бандероли, газеты, книги.
— Боже мой! — ужасается Робертсон. — Вся сумка? Но, Маклай, тебе вредно много читать.
— Знаете, почему я узнал вас? — спрашивает почтальон. Он показывает отдельно отложенный экземпляр журнала, сдвигает узкую бандероль к его нижнему краю. На обложке журнала — большой портрет Миклухо-Маклая. Почтальон уходит, оставив на руках Робертсон огромную кипу корреспонденции.
— Это слава, слава, добытая в бою, — горячо говорит Робертсон. — Смотри, подпись под портретом: «Великий русский путешественник Миклухо-Маклай». Как я счастлива!