Обналичка и другие операции
Шрифт:
Артур прибежал в приемную и, ни слова не говоря, плюхнулся на стул. Эмма ничего не сказала, значит, директор на месте. Артур уже имел определенные права в приемной.
Директор внимательно выслушал рассказ Артура про беседу с капитаном и никак не отреагировал. Артур пошел домой, думая только о новой опасности. Решил отцу пока ничего не рассказывать. Спал плохо, несколько раз просыпался в страхе, но к утру несколько успокоился.
На следующий день Артура вызвал заместитель по режиму. Он тоже прослушал рассказ и спросил, что Артур про это думает.
Так как Артур за ночь уже кое-что придумал, то ответил сходу.
— Наверное, они хотят «Импульс» под себя взять, «крышевать», как говорят.
— Что? — переспросил режимник.
— Ну, обеспечивать нашу охрану, отгонять бандитов, а за это деньги с нас брать, — объяснил Артур.
— Это ты телевизора насмотрелся, — улыбнулся режимник. —
— А дальше, что?
— В каком смысле — «дальше»?
— Мне что отвечать, когда капитан позвонит?
— Отвечай, что по этому вопросу следует звонить Игорю Петровичу Аверину, то есть мне.
— А телефон давать служебный?
— Никакого телефона давать не надо… Не будет он спрашивать номер телефона. Все, свободен.
Артур вышел от режимника в некотором недоумении. Денис Витальевич больше не звонил.
Беседа трех мужчин в генеральских чинах
После того как к Артуру Калмыкову наведался капитан Бородин, Юрию Иннокентьевичу стало неудобно, что он подвергает своего молодого помощника таким испытаниям. Однако явно сочувствовать Артуру, по мнению директора, не стоило. Премировать его? Смешно, после всех финансовых операций платить ему дополнительные деньги, с него и так хватит! Достаточно того, что директор не пытается контролировать его личные доходы! Похвалить его, благодарность объявить за что-нибудь? Хвалить подчиненных директор считал вредным, ведь известно, что хваля человека в глаза, ты предаешь его дьяволу! Несколько раз пробежала, как по кругу, у Юрия Иннокентьевича в голове эта последовательность мыслей, но в конце каждого круга опять получалось, что Артура никак не надо поощрять за понесенные труды и опасности. Поэтому мысли возникали снова, пока, наконец, не созрело странное решение — познакомиться с отцом Артура. Юрий Иннокентьевич позвонил Петру Серафимовичу Рязанцеву и попросил его пригласить Калмыкова-старшего в какое-нибудь приятное место, где бы они могли познакомиться, поговорить и отдохнуть.
Петр Серафимович долго вырабатывал в себе привычку думать о том, как поступать в самых простых случаях, учитывая все существенные обстоятельства. Задумался он и в этот раз.
Раньше, когда нужно было с кем-то встретиться, Петр Серафимович приглашал человека домой. Если видел знакомого, не задумываясь, шел ему навстречу, протягивая руку. Если мог помочь без больших усилий, тут же предлагал помощь. Не только друзья, но и сослуживцы все перебывали у него дома, и аспиранты многие, и даже некоторые студенты.
Уже к пятидесяти годам Петр Серафимович понял, что совсем не так должен вести себя солидный человек. Солидные люди, даже с друзьями, встречаются в офисах или в ресторанах, домой никто никого не водит, а к человеку с меньшим, чем у тебя чином, навстречу с распростертыми объятьями не спешат.
В ресторан идти не хотелось. Осталось только одно место, нечто среднее — и не ад казенного помещения, и не домашний рай, а вроде бы католическое чистилище, а именно, баня.
Эти мысли потекли в голове Петра Серафимовича после звонка Юрия Иннокентьевича Закурдаева и перед звонком Артуру Ивановичу Калмыкову. Доверяя Юрию Иннокентьевичу, Петр Серафимович не стал задумываться над тем, зачем Закурдаеву был нужен Калмыков, а просто позвонил ему.
Начался телефонный разговор, как всегда, с ангельского голоса секретарши: «Петр Серафимович? Сейчас соединю с Артуром Ивановичем! Соединяю…»
Мужчина, идущий в баню, тем более в Сандуновскую, всегда немного нервничает. Открыта ли баня, или опять затеяли ремонт? Удастся ли попасть или полно народу и не пускают? Конечно, для больших начальников все эти вопросы заранее решают секретари и адъютанты. В нашем случае подготовку провел Петр Серафимович. Он сказал по телефону знакомому банщику: «Ты, Серега, все больше штатских генералов парил, а сегодня я тебе военного приведу, генерал-лейтенант, во как! Ты уж постарайся! Трое нас будет» Серега, гордившийся солидной клиентурой, пообещал все сделать, как надо.
Но остались у каждого из троих поводы поволноваться.
Петр Серафимович сомневался, не напрасно ли он придумал эту баню, а может быть и не стоило сводить таких людей в бане? «Опять ты, старичок-профессор, поступаешь, как мальчишка!» — корил он сам себя.
Юрий Иннокентьевич думал о том, как он объяснит свое желание познакомиться с Калмыковым, и сам уже не мог вспомнить, в связи, с чем это пришло ему в голову.
Артур Иванович радовался предстоящей бане, и волновался только об одном: а вдруг не получится. Ведь он не был в общественной бане сто лет! И вообще не был в общественных местах по желанию давным-давно. Только обязательные посещения: рестораны, премьеры в театрах, открытие выставок с обязательным выступлением. Артур Иванович все время надеялся, что вот-вот будет свободней, работы станет меньше, и он сможет ходить в баню, и в кино, и в театр по желанию. Но последние события показали, что никаких вольных развлечений в ближайшее время не предвидится. И это неожиданное и странное посещение Сандуновских бань, наверное, последний легкомысленный его поступок перед новым длительным периодом еще большей занятости, еще большего закабаления на работе.
Два дня назад Артура Ивановича Калмыкова вызвали в Правительство России, и очень большой начальник беседовал с ним сорок минут, приказав помощникам его не отвлекать. После этой беседы при первой же возможности Артур Иванович записал то, что говорил этот человек, исключив только некоторые слова или заменив их на другие, приличные. От такой замены запись стала бледнее, чем речь начальника, но общий смысл и колорит речи сохранился. Так решил Артур Иванович, прочтя запись несколько раз, каждый раз слегка подправляя текст. Вот эта запись.
«Бюджет страны не пополняется, потому что никто не платит налогов. Говорят: «Не за что платить, потому что вы эти деньги просрете». Мы, то есть. На местах дошло до того, что частные предприятия командуют, что делать местной власти. В добывающем городишке одном снегом все занесло, а в местной казне нет ни гроша, бульдозеры заправить не на что. Так буржуи заплатили частично местные налоги и дали указание, чтобы на эти деньги снег убрали. А федерального налога все равно не стали платить. Так продолжаться не может! Наши умники придумали, что можно процентов 50–60 федерального налога собрать, если засчитать их как 100 %. Знаешь, как бабу спрашивают: «Тебе это надо?» Она: «Не надо!» «А со скидкой возьмешь?» «Со скидкой возьму». И схему придумали, называется «взаимозачеты»: угольная шахта заключает договор с ракетным заводом на поставку шоколадных конфет, потом договор разрывают, по «липовым» фактическим затратам пишут акт сверки, оплачивают затраты, и все довольны. У ракетного завода появляются деньги на зарплату, у шахты пропадает задолженность по налогу. Особенно посредники довольны, которые называются «уполномоченные банки». Все это против закона, а главное — против здравого смысла, против жизни! Но умники жизни не знают, только переглядываются: я не понимаю, а они понимают. Главное, что они по малу воровать не умеют! Им надо много хапнуть и сбежать. Но налоги собирать нужно, и мы на это идем. Вот я тебя и прошу заняться взаимозачетами и смежными вопросами. Чтобы умники не только свой карман пополняли, но и бюджет страны. Это я так говорю, что я тебя прошу. А ты так понимай мои слова, что Родина тебе это приказывает. Неохота? Понятно, что неохота! Охота, неохота. Мне бывает так охота, а что сделаешь?! Да еще и опасно, правильно. Но ты же генерал, не должен бояться! Вон, князь Андрей не был генералом, а пошел вперед со знаменем. Чуть-чуть его не убили. Но тут чуть-чуть не будет, убьют наверняка, контрольный выстрел в голову, и все! Потому что тут такие деньги, которых Толстой не видел никогда. Тем более Пушкин. Про контрольный выстрел я пошутил, конечно. Дадим тебе охрану и все прочее. Да и как иначе? Без тебя я не обойдусь, ты и сам поймешь, «зачет» это или «незачет», и мне расскажешь, чтобы я понял. Важно, что у правительства голова не будет болеть, откуда бюджетникам деньги брать. Раз госзавод участвует в зачете, то ему уже не казна должна, а частное предприятие. Пусть красный директор с буржуя получает. Если сможет. Госзаводу теперь не бюджет должен, а конкретное частное предприятие. Вот, частник и заплатит, если захочет… Тут я опять пошутил. Таких, кто платить не собирается, к зачетам нельзя подпускать. Хоть мы и решили зачеты разрешить, но без хулиганства, мы — государство все-таки. Раз буржуй обещал, должен платить, сколько договорились, 60 %, или сколько… Ну может, не сразу. Ему за это 100 % налога прощают. Лучше заранее узнать, кто не собирается платить, и посылать их вместо зачета куда подальше. Это тоже твоя задача — навести порядок, если будут уклоняться. Ты можешь отказаться от этого дела… в этот раз. А в следующий раз соглашайся, потому что больше двух раз я тебя уговаривать не могу, мне тоже работать надо! Дадим тебе уполномоченный банк, дадим тебе широкие полномочия, вплоть до приостановки взаимозачетов по всей стране, чтобы без твоей отмашки зачеты снова не начинались, пока не выполнено то, что ты от них требуешь. Все, иди, рассчитываю на тебя!»