Обнаженная дважды
Шрифт:
— Ну как, видели? — Сен-Джон адресовал свою ухмылку адвокату. — Я говорил вам, что вы не понимаете процесса творческого мышления.
— Будет ли творческая натура черпать вдохновение из излияний поклонников Катлин? — спросил сухо Крэйг-второй.
Жаклин перешла к следующему шкафу. Все его ящики были набиты письмами. Они содержали в себе более интересную информацию, чем дешевые газеты, однако многие из них были побиты плесенью, а из открытого ящика поднимался болотный смрад.
— Никогда не знаешь заранее, — сказала Жаклин. Она просматривала письма с некоторым
— Только сначала, — заметил Крэйг. — Позднее, когда тонкий ручеек посланий превратился в поток, она иногда прибегала к заготовленным стандартным ответам.
Письма были разложены по датам. Жаклин закрыла верхний ящик и выдвинула второй.
— Я тоже написала ей. Одно из трех восторженных писем фанатки, которые я сочинила в своей жизни. Вы полагаете… — Бумаги были спрессованы так плотно, что она не могла разобрать дат. Наугад она вытащила листок. — Нет, это слишком ранние.
— Не пытайтесь положить его обратно, — произнес, нахмурившись, адвокат. — Знаете что — дайте его мне.
Он открыл верхнюю крышку стола и положил бумаги на его поверхность. Жаклин присела на корточки и открыла нижний ящик.
— Это было зимой 1982-го — пробормотала она. — В феврале, я думаю.
За два месяца до того, как Катлин Дарси исчезла.
Движимая порывом, который Жаклин не могла объяснить даже себе, она вытащила еще одну пачку писем.
— О мой Бог! Это от Фредерика Фортмана. Я не знала, что она переписывалась с ним.
— Она вела переписку со многими писателями, — заметил Крэйг. По его голосу Жаклин могла бы сказать, что он развлекался созерцанием умудренной опытом миссис Кирби, сидящей на корточках в пыли и визжащей, как юная фанатка, путешествующая по городам и странам вслед за своей любимой рок-группой.
— Он был не только писателем, но историком международного… — Ее голос смолк.
— Мне бы очень не хотелось лишать вас удовольствия, миссис Кирби, но время уходит. Здесь сотни подобных писем.
— Да, конечно. — Одним плавным движением Жаклин выпрямилась. Мускулы ее ног затекли и ныли в знак протеста, но она справилась с ними; ни за что в мире она не приняла бы от Крэйга протянутой руки. Рука, однако, осталась протянутой, и Жаклин неохотно рассталась с письмами. Крэйг добавил их к стопке на столе и закрыл крышку с решительным щелчком.
Блеск в зеленых глазах Жаклин стал бы предупреждением для мужчины, который знал бы ее лучше. Как смеет он обращаться с ней как с грубой незнакомкой, сующей нос в чужие дела? Он вел себя так, как если бы ожидал от нее попытки украсть эти письма. (Что она бы с радостью сделала, если бы представился удобный случай.)
Она повернулась к Сен-Джону.
— Не могу вам передать, какое волнение и трепет я испытала. Вдохновение… атмосфера… — Жаклин приложила руку к левой груди и театрально закатила глаза.
Она отклонила приглашение Сен-Джона вернуться в дом, сославшись на усталость и эмоциональное перенапряжение. Крэйг поспешил удалиться; его прощальные слова обоим были весьма сдержанными. Машина адвоката пропала в злобной струе гравия,
— Мистер Дарси, я не нахожу слов… Это было так…
Он положил толстую ручонку на ее плечо:
— Мы родственные души, миссис Кирби. Я знал это с самого начала. Вы можете называть меня Сен-Джон. А я — смею ли…
— Конечно, Сен-Джон.
Он подошел ближе.
— Это, может быть, с моей стороны не совсем осмотрительно, дорогая Жаклин, но сейчас я должен признаться в моем расположении к вам. Я сказал достаточно?
Совсем нет, подумала Жаклин. Она похлопала ресницами.
— О Сен-Джон!
Голова Сен-Джона начала раскачиваться из стороны в сторону, Жаклин с трудом сдерживала себя, чтобы не засмеяться. Он старался поцеловать ее, но на его пути вставала шляпа, вне зависимости от того, с какой стороны он пытался подобраться. Потерпев очередную неудачу, Сен-Джон взял руку Жаклин и поднес ее к своим губам — или, если выразиться точнее, к своему рту. Его зубы притиснулись к ее пальцам.
Жаклин разрешила ему подержать так свою руку некоторое время, прежде чем отдернуть ее.
— О Сен-Джон!
«Я постараюсь устроить так, чтобы он одарил меня чем-нибудь получше своих поцелуев, — холодно подумала она, величаво проплывая по ступенькам и садясь в машину. — И сделаю так, чтобы эта отвратительная жаба поняла, что наши отношения будут строго деловыми. Даже ради продолжения «Обнаженной» я не… Сомневаюсь, что он сам смог бы. Мямлить и лапать — вот и весь его репертуар, но даже это… Получила я ее? Я думаю, что да, думаю, да. По крайней мере, два голоса — один старой дамы, которая ожидает, что я оживлю прошлое, и другой — приятного на вид каменщика. Голос Сен-Джона много значит, остальные наследники выберут его в качестве своего представителя. Я произвела на него наилучшее впечатление… Иногда меня от тебя тошнит, Кирби».
Сен-Джон повернулся и вошел в дом. Жаклин сняла шляпу и забросила ее на заднее сиденье. Она уже сослужила свою службу, а перья продолжали лезть в глаза.
Жаклин проехала по подъездной аллее, когда на ее пути возникла фигура человека и повелительно подняла руку. Она остановила машину. Фигура была странно знакомой — это был один из мужчин, которых она видела работающими во дворе, когда приехала. На нем были грязно-белые из-за постоянной стирки джинсы, рубашка неопределенного цвета; несмотря на то что дул холодный ветер, ее рукава были закатаны до локтей, а ворот расстегнут. Когда он приблизился к машине и знаком показал Жаклин, чтобы она открыла боковое окошко, она увидела, что его руки были коричневыми от грязи.
Мужчина имел довольно неприятную, отталкивающую внешность: длинное, жесткое лицо, глубоко изборожденное морщинами, спутанные волосы, местами усеянные, как шерсть беспородного кота, серыми, красновато-коричневыми и серебряными пятнами. Заляпанные грязью пальцы были ненормально длинными, они выглядели так, словно в них было больше суставов, чем полагалось; первый и второй пальцы были одинаковой длины. Считалось, что это знак чего-то порочного, но Жаклин не могла вспомнить, чего именно. Мании убийства?