Обнаженная Маха
Шрифт:
Котонер еще не пришел, когда к маэстро, в тот же вечер, пришла вторая гостя — его дочь. Реновалес узнал ее еще до того, как она переступила порог — веселую и жизнерадостную Милито можно было услышать издалека.
Она пришла к отцу, так как давно обещала его навестить. Художник снисходительно улыбнулся, вспомнив, как жаловалась она на свою судьбу во время их последнего свидания. Итак, пришла только его навестить?
Милито сделала вид, что ослышалась, и начала осматриваться по мастерской, где уже давно не была.
— Да ведь это мама! — воскликнула она.
Смотрела на портрет с некоторым
— Тебе нравится? Ты узнаешь ее? — спросил он робко, как начинающий художник.
Милито ответила довольно уклончиво. Да, это мама; разве что чуток красивее, чем была в жизни. Она никогда ее такой не знала.
— Не знала, — подтвердил маэстро. — Ты не видела мать в ее лучшую пору, — тебя тогда еще не было на свете. Твоя бедная мать была очень красивая.
Но дочь не проявила особенного волнения перед портретом. Он казался ей каким-то странным. А почему голова не вверху, а сбоку на холсте? Он что-то хочет дорисовать? Что означают эти линии?.. Маэстро немного покраснел и, охваченный родительской стыдливостью, ответил уклончиво, побоявшись поделиться с дочерью своими намерениями. Он еще не решил, как рисовать дальше; должен подумать, какой наряд ей лучше подойдет. Вдруг глаза его подернулись влагой, и он нежно поцеловал дочь.
— Ты ее помнишь, Милито?.. Правда, она была очень добра?
Дочери передалось грустное настроение отца, но только на мгновение. Ее сила, здоровье и жизнерадостность сразу одолели печальные мысли. Да, мама была очень хорошая, и она часто вспоминает ее. Возможно, Милито и правду говорила. Но эти воспоминания ни были для нее ни глубокими, ни печальными: смерть казалась ей чем-то слишком бессмысленным, событием далеким и нестрашным, что не могло нарушить ее физического и душевного покоя.
— Бедная мама! — добавила она, будто произнося надгробное слово. — Для нее было настоящей радостью упокоиться. Всегда больная, всегда печальная! Лучше умереть, — чем так жить!..
И в словах молодой женщины прозвучала горечь; наверное, она вспомнила свои детство и юность, прошедшие около той вечно больной и вечно раздраженной женщины, в атмосфере холодной враждебности, с которой относились друг к другу родители. Впрочем, на лице Милито не отразилось особого волнения. Все мы когда-то умрем; поэтому пусть слабые покидают мир раньше, пусть уступают место сильным и здоровым. Это был подсознательный и жестокий эгоизм, свойственный людям, имеющим цветущее здоровье. Реновалес будто заглянул в душу своей дочери сквозь эту щель ее откровенности. Покойница же хорошо знала их обоих. Милито действительно пошла в него, только в него. Он также был наделен этим эгоизмом сильного, и не защитил слабое создание, которое жило с ним рядом. Но теперь он покаялся и вечно будет помнить свою любимую Хосефину. А для других она будто и не жила на свете. После ее смерти даже дочь тосковала недолго.
Милито повернулась к портрету спиной. Она уже забыла и о матери, и о картине отца. Мания художника, больше ничего! Она пришла не за этим.
Дочь села рядом с отцом, почти на то же место,
— Знаю, знаю, тебе надо денег, — прервал дочь маэстро, немного рассерженный, что Милито с таким равнодушием говорила о матери.
— Действительно, папа, надо. Я уже говорила тебе об этом, когда ты меня навещал. Но пришла я не только поэтому. Рафаэль... мой муж... Это не жизнь!..
И принялась рассказывать отцу о своих мелких неприятностях. Чтобы не стать с юности вдовой, она вынуждена сопровождать мужа в его автомобильных путешествиях, делать вид, что эти путешествия очень ее интересуют. Когда-то они действительно казались ей развлечением, но теперь она просто ненавидит их.
— Жизнь, как у самого последнего бродяги, папа. Всегда в пути, всегда глотаешь пыль и считаешь километры. А я так люблю Мадрид — умираю со скуки, когда я не в городе!
Она уселась отцу на колени и говорила, заглядывая ему в глаза, путая его буйную шевелюру, дергая за усы, как озорная девочка... почти так же, как та женщина, что была здесь чуть раньше.
— К тому же Рафаэль скряга. Из-за него я хожу невесть в чем. Все ему кажется лишним... папа, избавь меня из этой беды: надо лишь каких-то две тысячи песет. Этими деньгами я обойдусь и больше не стану тебе докучать... Ну-ка, папа, милый. Деньги мне нужны немедленно: я не хотела тебе надоедать и обращаюсь к тебе в последний момент.
Реновалес крутился и ерзал, потому что дочь его была изрядно тяжелой; такая роскошная дама, а возится на нем, как ребенок. Ее откровения почему-то раздражали художника, а ароматы, струящиеся от нее, напомнили ему о других, о тех, что беспокоили его по ночам, растекаясь в пустых комнатах. Казалось, дочь унаследовала материнскую плоть.
Он оттолкнул ее почти со злостью. Увидев разгневанного отца, Милито подумала, что он не хочет дать ей денег. Ее лицо погрустнело, на глазах заблестели слезы, и художник сразу же раскаялся в своей грубости. Его удивляет, почему она так часто просит у него денег. Зачем они ей?.. Напомнил о богатых свадебных подарках, о кучах всяких нарядов и драгоценностей, которые лежали тут же в мастерских. Чего же ей не хватает?.. Но Милито смотрела на отца с удивлением. Ведь с тех пор прошло больше года. Оно и видно, что папа ничего в этом, не понимает. Может ли она так долго надевать одни те же платья, те же шляпки, те же украшения? Более двенадцати месяцев! Какой ужас! Какая нищета! Когда Милито представила себе эту ужасную картину, на глазах у нее вновь проступили слезы, и маэстро расчувствовался...
Успокойся, Милито, хватит плакать. Тебе нужны деньги?.. Завтра он пришлет ей сколько она просит. Дома у него почти ничего нет, нужно идти в банк. Она этого не понимает... Но Милито, ободренная победой, твердила свое с отчаянным упрямством. Он обманывает ее, завтра и не вспомнит о ней. Она хорошо знает своего отца. К тому же деньги ей нужны немедленно; она должна отдать долг чести, и она боится, чтобы подруги не узнали, в каком она затруднении (Милито сказала это так важно, словно речь шла о страшной опасности).