Обнаженная натура
Шрифт:
Заглянул на кухню, промочить пересохшее горло. Там друг против друга сидели Юра Батрак и профессорша Подомарева, беседовали за чаем.
— Вы, Юрий, не церемоньтесь. Берите, пожалуйста, сахарок, — угощала Подомарева.
— Да я не церемонюсь, — сдержанно отвечал Юра, не любивший вежливого обращения. — Просто я привык без сахара.
— Нет, нет, не церемоньтесь, пожалуйста, — настаивала профессорша. — Кто же пьет чай без сахара?
— Мне церемониться ни к чему, — терпеливо объяснял Батраков. — Зачем мне церемониться? Чай не
— А что же, водки разве можно больше выпить, чем чаю? — не поверила профессорша.
— Гораздо. — кратко ответил Юра, начиная уже раздражаться.
— Неужели?! — ужаснулась Подомарева. — Вы, должно быть, шутите…
— Я такими вещами не шучу! — сурово отрезал Батраков.
Подомарева замолчала и поникла головой, по-видимому, подсчитывая что-то в уме.
Родионов усмехнулся и вышел из кухни.
Глава 2
Логово
Они условились встретиться у памятника Пушкину.
Родионов ни разу еще не пришел на свидание первым, хотя являлся всегда заранее. Однажды он нарочно пришел минут за двадцать до назначенного времени — и она уже поджидала его. «Не люблю подходить, не люблю, когда рассматривают меня в это время. Лучше самой наблюдать из засады.» — объяснила Ольга. И действительно всякий раз появлялась неожиданно, как из засады.
Родионов растерянно огляделся, и нигде ее не обнаружив, направился к скамеечке, где тесно сдвинув головы и размахивая руками одновременно кричали три пожилых человека в бараньих папахах, обращаясь друг к другу на непонятном наречии.
Едва он присел на скамейку, Ольга вышла из-за памятника Пушкина.
На ней было короткое черное платье с белым кружевным воротничком.
Аварец, кумык и табасаранец (как определил их Родионов), ожесточенно спорившие на скамейке возле Родионова, онемели и раскрыв рты стали глядеть на Ольгу. Павел поднялся и шагнул к ней.
Откуда-то из-за гряды домов до него вдруг долетел дальний колокольный звон, неизвестно каким образом пробившийся сквозь плотный гул и рев автомобилей, скопившихся на Тверской.
— Ты сегодня особенная, — отметил он. — Ты похожа на гимназистку…
— Старикану должно понравиться…
— Еще бы!.. Был бы он только дома, — взглянув на часы, озабоченно сказал Родионов. — С ключами-то проблем нет, он всегда оставляет у соседа…
— Ах, был бы он дома! Мы придем, а его как раз дома-то и нет. В дворянское собрание уехал, так? — язвительно сказала Ольга.
— Ольга, как ты можешь такое говорить? — возмутился Павел, увлекая ее к стоящим у обочины машинам. — Он гулять может. По парку… Старикан вообще-то очень занятный, сама убедишься…
Синий «Вольво» он отмел сразу, забраковал желтый «Запорожец» и направился к зеленым подержанным «Жигулям».
— В Перово, — сказал он, заглядывая в окошечко.
— Далеко, — отозвался водитель, поглядывая на стоящую за спиной у Родионова Ольгу. — Вдвойне если…
— Павел, я не поеду… — трогая его за локоть, сказала Ольга.
— Едем! — решительно распахивая заднюю дверь «Жигулей» приказал Павел.
Ольга беспомощно оглянулась и полезла в эту отверстую пасть.
Всю долгую дорогу она сидела, отстранясь от Родионова.
Между ними расположился невидимый молчаливый толстяк, занимая всю середину сиденья и не позволяя им сблизиться.
В двухстах метрах от дома Ильюшина, на перекрестке, Родионов остановил машину, рассчитался и повел Ольгу к коммерческой палатке.
— На всякий случай надо прихватить бутылку шампанского, — объяснил он. — Старикан иной раз любит побаловаться.
Ухмыляющийся армянин, так же как и водитель глядя на Ольгу, снял с полки черную дорогую бутылку. Самую дорогую. Родионов с небрежным видом расплатился, и они пошли дальше.
— Я подозреваю, что старикан с утра голодный, — заметила Ольга. — А разговор будет, очевидно, долгий. Они большие болтуны, эти родовитые стариканы, особенно в обществе молоденьких девиц. Надо взять что-нибудь… Еды…
— Курицу возьмем, — решил Павел. — Вон и лоток, кстати… Рыба, мясо и птица… Птица, Ольга, — бормотал он, — меня это всегда настораживало в магазинных вывесках. Мясо, рыба и вдруг, на тебе — Птица!.. Синяя птица!
— Птица стандартная, — обиделась тетка за лотком. — Свежая!
Она подняла курицу за длинные лапы и лапами этими сунулась Пашке в лицо.
— Где же она синяя, покажи…
— Нормальная птица, — отводя рукою курьи лапы, поспешил согласиться Родионов. — Но вот еще вопрос. Нет ли у вас, случайно, с четырьмя лапами? Во многих газетах про них пишут… Чернобыльский феномен.
Тетка шмякнула тушку обратно в ящик и отвернулась.
— Берем, какая есть, — извиняющимся тоном сказал Родионов. — В пакет положите…
Они двинулись дальше.
— Тут метров двести-триста еще, — объяснил он молчаливой Ольге. — Это уже пустяки. Был бы он только дома…
— Родионов!.. Не надо больше про старикана, — попросила Ольга.
Эти триста метров пути оказались самыми трудными.
Впереди на автобусной остановке кипела драка, и они свернули, перешли на другую сторону улицы и оказались вдруг в вечерних сумерках, так густы здесь были деревья.
Неожиданно в разрыве разросшихся кустов акации обнаружилась неприметная пивная забегаловка, около которой, повиснув без сил на невысоком заборе, корчился в бесплодных судорогах тошноты бледный пьяница. Делая вид, что оба ничего не замечают, они прошмыгнули мимо, перебежали через дорогу и свернули за угол. Здесь Родионов пошел впереди, поскольку идти пришлось по узкой тропиночке меж деревьев. Он отвел ветку березы, освобождая путь для Ольги, но неожиданно упругая эта ветка вырвалась из его пальцев, оставив в них несколько листочков, и хлестко ударила Ольгу по лицу.