Обнаженная жара
Шрифт:
Каньеро указал на первые страницы, лежавшие на левом краю стола.
— Первые звонки начинаются отсюда: раз или два в неделю прошлой зимой и весной. Соответствуют его рабочим дням в лимузинной компании. Верный признак того, что Падилья был ее информатором.
— Знаете, что я подумал? — спросил Рук. — Готов поспорить: зная даты звонков, вы сумеете выяснить, кого возил тогда Падилья, и сопоставить с именами в колонке Кэссиди на следующий день. Если, конечно, его новости стоили внимания.
— Внимания? — уточнила Хит.
— Ну ладно, сплетен.
— Я тебя поняла, — кивнула Никки. — Что еще?
— А это
— Когда Падилья вылетел из компании лимузинов, — уверенно сказал Никки.
— Точно. Сразу после этого целая куча звонков — пока остается только гадать, в чем там было дело, — а потом целый месяц ничего.
— А затем начинается снова. — Каньеро встал по правую руку от Никки и колпачком желтого маркера указал на первый из новой серии звонков. — С середины июня снова звонки. Много звонков. Это четыре месяца назад.
— Не устроился ли он тогда в другую компанию по прокату лимузинов? — спросила Хит.
— Мы проверяли, — возразил Таррелл. — Он нанялся на грузовик в конце мая, вскоре после того, как лишился черной кареты. Сомневаюсь, что на развозке продуктов можно поймать много сплетен.
— Уж точно, не свежих, — согласился Рук, склоняясь рядом с Никки, чтобы ткнуть пальцем в разрыв между звонками. — Предположу, что прекращение звонков означало: мистер Падилья не мог обеспечить мисс Таун ежедневными слухами. А новые звонки в июне наверняка относятся к той проклятой книге, которую она взялась писать. Как автор, считаю, что к тому времени рукопись должна была дойти до соответствующей стадии.
Никки набросала временную шкалу звонков и повернулась к помощникам.
— Отличная работа. Это замечательно. Мы установили не только связь между Падильей и Таун, но, если Рук прав, еще и мотив. Если ее убили за книгу, его могли убить за шпионство.
— И Дерека Сноу тоже? — спросил Рук.
— В кои-то веки не такая уж слабая версия, мистер Рук. Но все же это остается на уровне гипотезы, пока мы не установим такой же связи. Тараканы, с утра первым делом достаньте распечатку звонков нашего консьержа.
Когда Тараканы вышли, из-за двери донесся голос Таррелла:
— Ужасно хочется спать, но, стоит закрыть глаза, мельтешат эти листы с номерами.
— И у меня, Сластена, — ответил Каньеро.
Никки надевала коричневую кожаную куртку, когда Рук подошел к вешалке, закрывая свою репортерскую сумку.
— Что, ребятки, помирились и расцеловались? — спросила она.
— Как ты узнала? Мы что, еще блестим после секса?
— Смотри, как бы меня не стошнило, — предупредила Никки. — Вообще-то, я видела вас из комнаты наблюдения.
— Это была приватная беседа!
— Забавно, то же думают и преступники, с которыми мы там разговариваем. О двухстороннем зеркале все забывают. — Она повела бровью — вылитый Граучо. [131] — Но ты молодец, что первым протянул руку.
— Спасибо. Слушай, я тут подумал… Не хочешь отдать должок за прошлую ночь?
— О-о… извини, сегодня не могу. Дела. Петар звонил.
Внутри у Рука все оборвалось, однако он выдавил улыбку и непринужденно продолжил разговор:
131
Джулиус Генри «Граучо» Маркс (1890–1977) — американский актер, комик.
— Вот как! Может быть выпьем после?
— Беда в том, что я не знаю, где мы окажемся «после». Собираемся встретиться в обеденный перерыв, а потом как бы меня не занесло на шоу. Ни разу не видела, как их снимают. — Никки взглянула на часы. — И мне надо бежать, уже опаздываю. Утром встретимся. — Удостоверившись, что вокруг никого, она чмокнула Рука в щеку. Он потянулся к ней, но вовремя вспомнил, что находится в полицейском участке и все такое.
Однако, глядя, как она идет к двери, Рук пожалел, что не прижал ее к себе. Ради него, неотразимого, Никки могла бы отменить этот обед.
Спозаранку явившись на службу, Тараканы застали Джеймсона Рука за выделенным ему столом.
— А я-то думаю, кто свет включил, — заметил Таррелл. — Рук, ты что, дома не ночевал?
— Ночевал. Просто решил встать пораньше ради большого дня.
— Не в обиду будет сказано, — заметил Каньеро, — вид у тебя помятый. Как будто нырял без маски.
— Спасибо. — Не глядя в зеркало, Рук представлял, как выглядит. — Ну, приходится жечь свечи, знаете ли. Вернувшись домой, я сел к компьютеру поработать.
— Угу. Трудная у тебя жизнь. — Каньеро любезно кивнул, и детективы прошли на свои места.
Брошенные вскользь слова прозвучали участливо, но вызвали у Рука чувство вины. Мало того что у него хватило наглости рассказывать нью-йоркским полицейским о трудностях писательского дела, так еще он вовсе и не работал. Пытался — да. У него скопились заметки для статьи о Кэссиди за целых два дня, но не писалось, хоть убей.
Все из-за Никки. Он не мог позволить, чтобы Никки ужинала со старым любовником. Рук понимал, что глупо так распускаться. Он всегда ценил в ней самодостаточность и независимость. Жаль только, что она также независима и от него. Да еще со старым любовником. Часов в одиннадцать, не сумев ни сосредоточиться на работе, ни даже посидеть перед телевизором, он задумался, не так ли все начинается у маньяков, выслеживающих своего кумира. Потом Рук подумал, не посвятить ли новую статью подобным безумным поклонникам. Но если ты выслеживаешь преследователя, не становишься ли сам таким же?
Все это было странно.
Тогда он взялся за телефон. У него был знакомый в Лос-Анджелесе, писавший комедийные сценарии для ночных шоу. Естественно, парню было что рассказать о Петаре Матиче.
— Как тебе нравится имя, Рук? Звучит как продукт, который мог бы продавать моэль [132] в телемагазине!
Позвони сценаристу — услышишь остроту. Но больше за весь разговор Руку ни разу не пришлось улыбнуться.
Сценаристы ночных шоу составляли тесный кружок, связанный узами вражды и дружбы. Приятель Рука знал одного из сценаристов «Еще позже», который несколько лет назад был на общественных работах.
132
Моэль — в иудаизме служитель, совершающий обряд обрезания.