Обнаженная
Шрифт:
Пыхтя и отдуваясь посл осады столовъ, гости разсыпались съ тарелками въ рукахъ по мастерскимъ, закусывая даже на алтар. Прислуга не поспвала исполнять вс приказанія; молодежь хватала бутылки съ шампанскимъ и бгала взадъ и впередъ, поднося дамамъ бокалы. Столы подвергались грабежу. Лакеи поспшно уставляли ихъ новыми блюдами, но пирамиды бутербродовъ, фруктовъ и сластей живо расхватывались гостями, а бутылки исчезали. По дв-три пробки сразу непрерывно взлетали въ потолокъ.
Реновалесъ бгалъ, какъ лакей, съ тарелками и стаканами въ рукахъ, переходя отъ столиковъ, окруженныхъ людьми, въ углы, гд сидло нсколько пожилыхъ дамъ. Графиня де-Альберка разыгрывала повелительницу и заставляла
Реновалесъ замтилъ среди публики Сольдевилью, своего любимаго ученика. Онъ давно уже не видалъ его. Молодой человкъ выглядлъ печальнымъ, но утшадся, любуясь своимъ жилетомъ; этотъ модный жилетъ съ золотыми пуговицами изъ чернаго бархата съ цвтами произвелъ фуроръ среди молодежи.
Маэстро ршилъ нужнымъ сказать ему нсколько утшительныхъ сдовъ. Бдный мальчикъ! Въ первый разъ въ жизни художникъ далъ ему понять, что «посвященъ въ его тайну».
– Я желалъ своей дочери иного мужа, но эго не могло состояться. Работай, Сольдевильита! He пааай духомъ. Мы, художники, должны знать только одну любовь – къ живописи.
И довольный этими добродушными словами утшенія, Реновалесъ вернулся къ графин.
Торжество кончилось въ полдень. Лопесъ де-Соса съ молодой женой появились одтыми въ дорогу: онъ – въ пальто изъ лисьяго мха, несмотря на жару, въ кожаной шапк и высокихъ гетрахъ, Милита – въ длинномъ непромокаемомъ ватерпруф, съ густою вуалью на голов, точно бглая одалиска.
У подъзда ихъ ждало послднее пріобртеиіе жениха – моторъ въ восемьдесятъ лошадиныхъ силъ, купленный имъ спеціально для свадебнаго путешествія. Молодые должны были провести ночь аъ нсколькихъ стахъ километрахъ отъ Мадрида, въ Старой Кастиліи, гд у Лопеса де-Соса было унаслдованное отъ родителей имніе, въ которомъ онъ ни разу еще не былъ.
Это былъ современный бракъ, какъ говорилъ Котонеръ; молодые должны были впервые очутиться наедин на большой дорог, если не считать, конечно, спины скромнаго и молчаливаго шоффера. На слдующій же день они собирались выхать въ Европу и добраться до Берлина, а можетъ-быть и дальше.
Лопесъ де-Соса крпко пожималъ руки направо и налво съ гордымъ видомъ отважнаго иутешественника. Передъ отъздомъ онъ внимательно осмотрлъ авіомобиль.
Милита подставляла лицо для поцлуевъ, и унесла на вуали слезы матери.
– Прощай! Прощай, дочь моя!
И свадьба была кончена.
Реновалесъ остался вдвоемъ съ женою. Отсутствіе дочери усилило въ нихъ чувство отчужденности, расширивъ пропасть между ними. Они глядли другъ на друга угрюмо и печально, и ни чей голосъ не нарушалъ безмолвія въ дом и не служилъ имъ предлогомъ, чтобы переброситься нсколькими словами. Жизнь ихъ стала похожею на существованіе двухъ преступниковъ, которые ненавидятъ другъ друга, но скованы одною цпью и обречены на тягостную совмстную жизнь и даже на совмстное удовлетвореніе самыхъ низменныхъ физическихъ потребностей.
Въ надежд избавиться отъ этого ужаснаго одиночества, обоимъ пришла въ голову мысль, поселить съ собою молодыхъ. Особнякъ былъ великъ, и мста хватило бы всмъ. Но Милита воспротивилась этому плану, деликатно, но упорно, и мужъ поддержалъ ее. Онъ не могъ жить вдали отъ своихъ конюшень и гаража. Кром того онъ не могъ, не приведя тестя въ ужасъ, перевезти въ особнякъ свою драгоцнную коллекцію, свой большой музей изъ головъ убитыхъ быковъ и окровавленныхъ плащей знаменитыхъ матадоровъ; вс эти вещи вызывали восторгъ его друзей и чрезвычайно интересовали прізжихъ иностранцевъ.
Когда художникъ съ женою остались вдвоемъ, имъ показалось, что они состарились въ одинъ мсяцъ на нсколько лтъ. Особнякъ казался имъ теперь еще боле пустымъ и громаднымъ; въ немъ царила гробовая тишина, точно въ старинныхъ заброшенныхъ зданіяхъ. Реновалесъ предложилъ Котонеру перехать къ нимъ жить, но неудачникъ отказался, струсивъ слегка. Онъ согласился обдать въ особняк и проводить тамъ большую часть дня, но желалъ сохранить свободу и не могъ порвать со своими многочисленными знакомыми.
Въ разгар лта Реновалесъ уговорилъ жену похать, какъ всегда, на морскія купанья. Это была маленькая, мало извстная, рыбацкая деревенька въ Андалузіи, гд художникъ написалъ немало картинъ. Ему было скучно въ Мадрид. Графиня де-Альберка ухала съ мужемъ въ Біаррицъ, а докторъ Монтеверде укатилъ за нею.
Супруги ухали, но пробыли на берегу моря не дольше мсяца. Маэстро усплъ написать не больше двухъ картинъ. Хосефина стала чувствовать себя хуже. По прізд на море, въ здоровь ея произошла сильная перемна къ лучшему. Она повеселла, стала просиживать цлыми часами на берегу, жарясь на солнц съ безстрастною неподвижностью больной, жаждущей тепла, и безсмысленно любуясь чуднымъ моремъ, въ то время, какъ мужъ писалъ передъ нсколькими бдными рыбаками, обступившими его полукругомъ. Хосефина пла и улыбалась иногда маэстро, словно прощая ему все и желая забыть прошлое. Но вскор она опять загрустила и почувствовала большую слабость во всемъ тл. Веселый берегъ и пріятная жизнь на открытомъ воздух стали вызывать въ ней отвращеніе, какъ свтъ и шумъ у нкоторыхъ больныхъ, ищущихъ утшенія въ глубин алькова. Она соскучилась по своемъ печальномъ дом въ Мадрид. Тамъ ей было лучше; она чувствовала себя сильне среди пріятныхъ воспоминаній и безопасне отъ черной меланхоліи, грозившей постоянно овладть ею вновь. Кром того она жаждала увидть дочь. Реновалесъ телеграфировалъ зятю по просьб жены. Довольно имъ носиться по Европ, пусть вернутся домой. Мать соскучилась по Милит.
Супруги вернулись въ Мадридъ въ конц сентября, а вскор послдовали ихъ примру и молодые, довольные своимъ путешествіемъ, но еще боле довольные возвращеніемъ на родину. Самолюбіе Лопеса де-Соса страдало за границей при знакомств съ боле важными людьми, чмъ онъ, подавлявшими его роскошью своихъ моторовъ, а жен его хотлось жить среди знакомыхъ, чтобы блистать своимъ богатствомъ. Она жаловалась на нелюбознательность людей заграницей, гд никто не интересовался ею.
Хосефина оживилась отъ присутствія дочери. Милита прізжала часто по вечерамъ на мотор съ шумомъ и трескомъ; въ Мадрид, покинутомъ въ это время года изящною публикою, ея роскошный экипажъ производилъ очень сильное впечатлніе. Она увозила мать кататься по пыльнымъ дорогамъ въ окрестностяхъ столицы. Иной разъ и Хосефина собиралась съ силами, побждала въ себ физическую вялость и хала къ дочери (занимавшей квартиру въ бельэтаж на улиц Олозага), радуясь полному комфорту, окружавшему дочь.
Маэстро скучалъ. Заказовъ на портреты у него не было въ это время. Въ Мадрид ему нечего было длать посл яркаго свта и чудныхъ красокъ Средиземнаго моря. Кром того онъ скучалъ безъ Котонера, который ухалъ въ маленькій кастильскій городокъ съ историческимъ прошлымъ, гд онъ пользовался заслуженнымъ почетомъ, удовлетворявшимъ его до комизма развитое чувство собственнаго достоинства; онъ жилъ во дворц прелата и реставрировалъ самымъ возмутительнымъ образомъ нкоторыя картины въ собор.
Одиночество обостряло въ Реновалес воспоминаніе о графин деАльберка. Она, со своей стороны, поддерживала это воспоминаніе ежедневными пространными письмами. Она писала ему и въ рыбацкую деревню, и теперь въ Мадридъ, желая знать его образъ жизни, интересуясь всми мельчайшими подробностями, разсказывая о своей собственной жизни на безконечномъ множеств страницъ и излагая въ каждомъ письм цлый романъ.