Обнимай и властвуй (Черное кружево)
Шрифт:
«Ворон». Это название вызвало у нее какие-то неопределенные воспоминания, однако Фелиситэ не стала копаться в памяти и сменила тему разговора.
— У вас нет хозяев, мсье капитан? Но мне показалось, Валькур Мюрат как раз входит в их число.
— Очевидно, вы не так его поняли. Мюрат имеет право на такую же долю, как и любой из моих офицеров. За короткое время, с тех пор как он присоединился к нам, ему удалось добиться немалых успехов, прежде всего благодаря умению преследовать добычу и беззаветной ненависти к испанцам, позволяющей ему выслеживать их, даже если они
Тут Фелиситэ словно осенило, и она пристально посмотрела на подвижное лицо весело ухмылявшегося Бономма. Стараясь сохранять самообладание, она слегка наклонила голову.
— Я бы с удовольствием послушал вас еще, мсье капитан, но наша служанка уже приготовила завтрак. Может, мы поговорим в другой раз?
— Конечно, — ответил француз, на прощание наградив Фелиситэ улыбкой. Потом он долго смотрел ей вслед, опершись на ограждение борта.
Оправдание Фелиситэ оказалось обоснованным. Она действительно позвала Ашанти, которая уже разогрела бисквиты, поджарила солонину и запаслась сушеными фруктами. Вдвоем они спустились в каюту. Пропустив Ашанти вперед, Фелиситэ перешагнула через комингс и плотно захлопнула за собой дверь. Брившийся возле умывальника Валькур обернулся.
— Где ты пропадала? — спросил он сестру.
— Я разговаривала с капитаном Бономмом. Скажи, Валькур, как получилось, что мы стали пассажирами пиратского люгера?
Прежде чем ответить, он закончил скрести лицо, отложил остро отточенное лезвие и не торопясь стер полотенцем мыльную пену.
— Ты узнала об этом гораздо раньше, чем я ожидал.
— Валькур, почему…
— Это такой же корабль, как и все остальные. Зачем платить, если можно плыть задаром? — Валькур приподнял бровь.
— Насколько я понимаю, если нам встретится подходящий приз, твои друзья или, лучше сказать, сообщники поднимут черный флаг и захватят его? — Двуличие Валькура настолько поразило Фелиситэ, что она не заметила, как Ашанти, поставив перед ними поднос с завтраком, вытащила из-под подушки какой-то маленький пакетик и поспешно вышла из каюты.
— Наш капитан оказался не в меру словоохотливым, да? Вот уж не предполагал, что ему нравятся симпатичные мальчики.
Фелиситэ не обратила внимания на насмешку.
— Значит, это правда. Так вот где ты пропадал, пока отца держали в тюрьме! На пиратском судне, о котором известно во всех уголках залива.
— Что ты можешь об этом Знать, дорогая?
— С именем этого корабля связано столько черных дел, что слухи о нем докатились даже до Нового Орлеана.
— Сильно преувеличенные, можно не сомневаться. Капитан не сказал, что я беру на себя командование только в тех случаях, когда его одолевает малярия?
— Ты что, решил отказаться от ответственности за те жестокости, которыми прославился этот корабль? По-моему, ты напрасно стараешься, если остался…
— Ладно, — процедил Валькур. — Пусть я буду символом самого грубого порока, ненасытной жестокости. Можешь также обвинить меня в кровосмесительной похоти, потому что я хочу тебя, милая сестренка. Я долгие годы ждал, когда твое мягкое тело будет наконец извиваться подо мной, и теперь у меня нет никаких причин ждать дольше.
— Что… О чем ты говоришь? — сдавленным голосом произнесла Фелиситэ. Кровь отхлынула от ее лица, оно сделалось бледным и застывшим. Она хотела обвинить его только в том, что он остался на «Вороне», зная, что он из себя представляет, и в том, что решил взять ее с собой. Но теперь слова Валькура явились для нее двойным жестоким ударом.
— Неужели непонятно? Ведь я с самого детства тысячу раз давал тебе понять, что ты принадлежишь мне.
Фелиситэ мысленно согласилась с его словами, осознав, что все это время она находилась в счастливом неведении.
— Ты… ты же мой брат.
— Я больше тебе не брат и никогда им не был! — Валькур приблизился к ней пружинящей походкой фехтовальщика, глаза его медленно приобретали такое выражение, от которого в жилах Фелиситэ заледенела кровь.
— Валькур… — прошептала она, отступая.
— Я Валькур Мюрат, не прихожусь тебе ни братом, ни кровным родственником. Я мужчина, на чьих глазах ты выросла, превратилась из сопливой девчонки в женщину, созревшую для того, чтобы ее цветок был сорван. Ты позволила другому мужчине украсть у меня этот первый сладкий плод, и за эту измену тебе придется понести жестокое наказание.
Фелиситэ облизнула пересохшие губы.
— Я уже объясняла, я не могла этому помешать. Если ты не…
— Опять ты за свое, — грубо оборвал ее Валькур. — Ты первой совершила глупость, милая Фелиситэ. — Не останавливаясь, он схватил с умывальника ее гребень с деревянной ручкой.
— Это… Ты сошел с ума! — Она бросила взгляд на дверь, но Валькур стремительным выпадом опередил ее, преградив дорогу. Фелиситэ могла закричать. Но если сюда прибегут люди, не станут ли они, вместо того чтобы помогать ей, держать ее за ноги, дожидаясь своей очереди?
— Однако мне нравится такое безумие. Сколько раз я мечтал о том, как ты будешь лежать вниз лицом поперек моих колен, извиваясь и умоляя о пощаде, а я, задрав юбки тебе на голову, буду бить тебя по мягкой заднице, пока след моей руки не останется на ней словно клеймо. Теперь вместо юбок мне придется спустить с тебя бриджи, но результат будет все равно тот же самый.
Порывистым взмахом Валькур бросил гребень на койку. Стоило Фелиситэ отвлечься на это движение, как он бросился на нее, рывком притянул к себе, так, что она споткнулась, упав на него, и повалил на койку.
Из горла Валькура вырвался торжествующий неистовый смех. Он впился в тело девушки пальцами, сдавливая мышцы и парализуя нервы, так что она, задыхаясь от боли, забилась в бессильном отчаянии, словно рыба на крючке. Валькур сильно ударил Фелиситэ по бедру. Почувствовав, как она сразу напряглась всем телом, он потянулся к пуговицам ее бриджей.