Обнимай и властвуй (Черное кружево)
Шрифт:
— Не стоит? Я так не считаю, — возразил капитан, оставаясь непреклонным. — Речь идет о жизни человека, мсье, причем какого человека! Несколько лет назад я знал его как одного из самых славных сынов моря, которому сопутствовала удача в торговле и пиратстве. Он вполне может украсить нашу компанию после того, как вы разрешите ваш спор, какой бы причиной он ни был вызван.
Валькур мрачно посмотрел на сестру, потом на привязанного к мачте человека. Прищурив желто-карие глаза, он презрительным взглядом скользил по его окровавленным плечам, по слипшимся от крови волосам, по бледному, несмотря на густой загар, лицу с застывшим на нем выражением боли.
— Я снимаю свои возражения, —
Валькур, конечно, понимал собственные преимущества в предстоящей схватке. На лице Моргана виднелись следы пороховых ожогов, ему рассекли ухо, он потратил немало сил, чтобы извлечь Фелиситэ из глубин моря, его ударили по голове с такой силой, что он потерял сознание, наконец, ему пришлось вынести несколько ударов дьявольской плети Валькура. После такого напряжения, получив столько ран и потеряв столько крови — как он сможет управляться с саблей в честном поединке? Теперь Фелиситэ догадалась, что она вполне могла обречь Моргана на смерть, точно так же, как если бы позволила продолжать истязание плетью.
Это понимал и капитан Бономм. Нахмурившись, он заявил:
— Нам некуда спешить. Утро устроит нас точно так же, как и полночь.
— Этого нет в статьях соглашения, — заметил Валькур, вытащив из-за обшлага надушенный платок, чтобы вытереть испачканные в крови Моргана пальцы. — Я имею в виду ожидание. По-моему, чем скорее мы решим наш спор, тем лучше.
Валькур оказался прав. Фелиситэ прочитала ответ в глазах капитана Бономма, прежде чем тот кивнул в знак согласия. Резко обернувшись, дородный, некогда красивый француз громко приказал отвязать Моргана.
Поединок проходил почти в полной темноте. Единственный фонарь, прикрытый от ветра металлическим щитком, бросал дрожащие лучи на узкую полоску берега. Отблески желтого света падали на песок, заставляя его казаться золотой пылью, и отбрасывали тени на опушку пальмового леса. Морские волны с тихим шелестом накатывались на пляж и отступали, едва не погасив жарко горящее во тьме пламя.
Они добрались до этого пустынного берега на баркасе. Один из матросов протер раны Моргана губкой, смоченной в соленой воде, предложил ему выпить немного рома и подал другую рубашку. За это время его волосы успели высохнуть и теперь обрамляли голову каштановыми волнами. Когда Морган занял позицию, его настороженные глаза казались мерцавшими нефритами, а бледные губы были плотно сжаты. Он намеренно старался не глядеть туда, где находилась Фелиситэ, или ей это только казалось.
Несмотря на то что ночной ветер, от которого ее защищало лишь промокшее бархатное платье, оказался довольно прохладным, Фелиситэ не обращала на него внимания. Она сейчас никак не могла избавиться от преследующего ее ощущения остановившегося времени. Она видела, как Валькур понюхал табак, как капитан Бономм опустился на одно колено, склонившись над коробкой с пистолетами, чтобы проверить курки, слышала треск огня в фонаре и ощущала запах разогретого китового жира. До ее слуха долетал шорох низко склонившихся пальмовых ветвей, глухие удары волн, разбивающихся о борт баркаса, и тихий разговор доставивших их сюда гребцов. Неподалеку от берега на волнах качалась еще одна невидимая в темноте шлюпка, в которой находились люди, решившие, что им не стоит наблюдать за предстоящим зрелищем.
Команда явно не одобряла присутствия Фелиситэ на месте поединка. Все понимали, что она не имеет права здесь находиться, однако девушка настояла на своем. К тому же, в силу каких-то своих причин, ее поддержал Валькур. Теперь он поглядывал на сестру с кошачьим удовольствием и едва заметным нетерпением.
Капитан Бономм не стал дожидаться остальных зрителей. Резким жестом он подозвал участников поединка к себе. Протянув каждому из них посеребренный пистолет, держа его рукояткой вперед, он поставил их спиной друг к другу. Они оба прекрасно знали, что от них требуется. Направив стволы пистолетов вверх, противники стали расходиться в противоположных направлениях, как только капитан отсчитал первый шаг.
В размеренном ритме Морган и Валькур удалялись друг от друга, двигаясь параллельно урезу воды. Ветер подхватывал поднятый их ногами сухой песок и с тихим шелестом разносил его по берегу. Бономм отсчитал шесть, семь, восемь шагов, удваивая разделяющее их расстояние соответственно до двенадцати, четырнадцати и шестнадцати шагов. Двадцать шагов. Противники замерли словно темные статуи, освещенные неровным светом фонаря у них за спиной. Ветер на мгновение утих, и воцарилась ничем не нарушаемая тишина.
— Огонь!
Одновременно обернувшись, они спустили курки, держа оружие горизонтально и не стараясь прицелиться, так как это запрещалось правилами поединков. Пистолет Валькура изрыгнул дым и пламя. Просвистев в стороне, пуля несколько раз ударилась о стволы деревьев в густых зарослях. Курок пистолета Моргана высек сноп искры, однако выстрела не последовало.
— Промах и осечка! — Капитан Бономм негромко выругался. — Вам предстоит драться на саблях, господа!
Отточенное с одной стороны и на конце лезвие абордажной сабли немного изгибалось, а ее медный эфес защищала полукруглая гарда. Такая сабля являлась излюбленным холодным оружием моряков, предпочитавших ее прямой обоюдоострой шпаге. Лезвия сабель сверкнули в темноте голубыми молниями, когда противники отдали взаимный салют, а потом зазвенели, со скрежетом ударяясь друг о друга и рассыпая вокруг дождь оранжевых искр после того, как Валькур первым бросился вперед.
Морган отражал удары, медленно отступая, отбивая стремительно рассекавший воздух клинок, занимая попеременно то пятую, то шестую позицию. Потом он сам сделал неожиданный ответный выпад, отрезвивший Валькура до такой степени, что он больше не растягивал тонкие губы в обнажавшей зубы ухмылке. Теперь они осторожно кружили на одном месте, а звон скрещивающихся и высекающих искры сабель слился в непрерывную мелодию.
Лицо Валькура блестело от пота, он наблюдал за противником жадными глазами, ожидая, когда тот проявит первые признаки слабости, и отвлекал его ложными выпадами. Морган отбивался, продолжая медленно отступать. Его крепкое запястье сохраняло гибкость, и он снова и снова отбрасывал в сторону саблю Валькура, демонстрируя отличное владение оборонительными приемами фехтовальщика.
Выражение лица Валькура постепенно становилось все более злобным. Он стал действовать хитрее, то усиливая натиск на противника, то уступая ему. Теперь они перемещались взад и вперед, утопая в песке обутыми в сапоги ногами. Лезвия соприкасавшихся сабель мелькали в слабом свете фонаря, дыхание противников сделалось тяжелым и прерывистым, вырываясь из груди со свистом, словно воздух из кузнечных мехов.
Согнув колено, Валькур сделал стремительный выпад вперед. Морган тут же увернулся, отскочил в сторону и парировал удар, встав во вторую позицию. При этом он едва не опоздал, и клинки противников со скрежетом ударились друг о друга, а их гарды столкнулись, издав звон, подобный колокольному. Напрягая все мускулы, каждый из них старался столкнуть другого с места, их разгоряченные лица разделяло всего лишь несколько дюймов.