Обольщение красотой
Шрифт:
— Ничего похожего на это, уверяю вас. Никакого молодого любовника с крепким телом, чтобы ублажать меня по ночам.
Он не мог не улыбнуться.
— Представляю. Вы, должно быть, растянули свое запястье, чтобы возместить его отсутствие.
Она рассмеялась, ткнув его кулачком в предплечье.
— Мне следовало бы стыдиться подобного признания, но, как ни странно, я не стыжусь, — сказала она, потирая место, в которое ударила. — Пару раз я действительно была на грани того, чтобы растянуть запястье.
— Боже, какая пустая трата такой сочной…
Хихикнув,
Он убрал ее руку и рассмеялся.
— В чем дело? Я говорил куда более ужасные вещи, и вам нравилось.
— Во время совокупления они воспринимаются иначе.
Он перекатился на нее.
— В таком случае я скажу это во время совокупления.
Он сказал это — и многое другое, значительно хуже. Судя по реакции, ей все понравилось.
— Надеюсь, второй муж хорошо относился к вам в других отношениях? — поинтересовался он позже. Его голова покоилась у нее на коленях, и ее пальцы снова скользили по его волосам.
— О, да. Он был старым другом нашей семьи — собственно, очень дальним кузеном моей матери. Я знала его всю жизнь. Мой отец умер очень рано, так что он был тем мужчиной, который научил меня стрелять и играть в карты.
— Он был немолод?
— Старше моих родителей и довольно богат. Когда он сделал мне предложение, это было наилучшее решение из всех возможных. Я была бы обеспечена материально, снова стала бы хозяйкой собственного дома, и мне не пришлось бы иметь дело с мужчиной, который мог сделать меня несчастной. Мы составили план…
— План?
— Конечно. Было бы странно, если бы его любовник постоянно присутствовал в нашем доме. Поэтому мы договорились, что будем делать вид, будто это я состою с ним в интимных отношениях. Мы обсудили детали, после чего отправились к алтарю.
— И продолжили ублажать себя сами?
Она фыркнула.
— Только не он. У него, как вы помните, был любовник.
— Вы завидовали им, — догадался он.
— Еще как. Они были так поглощены друг другом. Временами я чувствовала себя лишней, как компаньонка, которая не понимает, когда нужно выйти — хотя формально я находилась в собственном доме.
Он отлично ее понимал. Когда он навещал свою мачеху и мистера Кингстона, их взаимная привязанность заставила его острее ощутить собственную неприкаянность и отсутствие надежд на будущее.
— С годами вы стали меньше страдать от одиночества?
— Мой брат отказался от любви всей своей жизни, чтобы жениться на богатой наследнице. Его жена, подозреваю, была влюблена в него с самого начала, не надеясь на взаимность. А моя сестра, помоги ей Боже, влюбилась в женатого мужчину. В сравнении с ними, мое одиночество представляется вполне терпимым. — Она помолчала, рисуя круги на его плече — или сердечки? — А вы? Неужели вы никогда не чувствовали себя одиноким? Или для этого вы слишком самодостаточны?
Его пальцы играли с мочкой ее уха.
— Не думаю, чтобы мне когда-либо задавали подобные вопросы.
Она замерла.
— Прошу прощения. Я не хотела показаться назойливой.
В пылу страсти было так легко забыть об окружающем мире. Порой Кристиану казалось, что на свете не существует ничего, кроме моря, «Родезии» и его баронессы.
— Прошу вас, не извиняйтесь за искренний интерес к моей персоне. Это дает мне надежду, что вы не просто используете меня в постели.
Звук ее смеха озарил ночь, как вспышка света. Кристиан все еще поражался, что она не просто смеется, а смеется часто. И еще поразительней было то, что это он вызывал ее смех. Когда она смеялась, для него не оставалось ничего невозможного. Он мог взобраться на Эверест, пересечь Сахару и найти исчезнувшую Атлантиду — все в один день.
— Англичане не имеют привычки лезть друг другу в душу, — сказал он. — Не то чтобы мы не понимаем, что происходит, мы просто не говорим об этом. Моя мачеха, например, никогда не спрашивает, почему я бываю в мрачном настроении. Но она старается развлечь меня, пригласив на обед и откупорив бутылку лучшего вина из погреба мистера Кингстона. Или мы отправляемся на длительную прогулку, и она рассказывает мне все сплетни, которые ходят среди ее подруг.
— Вы любите сплетни?
— Зачастую я даже не представляю, о чем она говорит, и пропускаю мимо ушей большинство ее историй. Но мне приятно, что она ждет моего возвращения, чтобы поделиться тем, что ее волнует. Помимо прочего, это напоминает мне, что, хотя я не могу иметь все, чего желаю, мне чрезвычайно повезло в жизни.
— Вы не станете возражать, если я спрошу вас, чего вы не можете иметь?
Раньше он не смог бы признаться в этом, но теперь барьер пал.
— Когда мне было девятнадцать, я влюбился в замужнюю женщину.
— О, — промолвила она. — Значит… когда вы сказали, что, бывая с другими женщинами, вы предпочли бы находиться где-нибудь еще, вы имели в виду ее?
— Да. — Миссис Истербрук действовала на него, как дымок из опиумного притона на законченного наркомана.
— Вы все еще влюблены в нее?
— Я не думал о ней с тех пор, как встретил вас.
В тишине, повисшей в каюте, слышался только шум моря и ее участившееся дыхание.
— Вы по-прежнему уверены, что должны исчезнуть, когда мы сойдем на берег? — спросил Кристиан, выдержав долгую паузу.
И она, благослови ее Бог, произнесла наконец слова, которые он жаждал услышать:
— Позвольте мне… позвольте мне подумать об этом.
Милли, графиня Фицхью, стояла на корме судна, глядя на Американский континент, исчезавший вдали.
Когда они достигнут Англии, останется совсем немного времени, и она наконец станет женой Фица. По-настоящему.
Как быстро летит время! Восемь лет. Для шестнадцатилетней девушки восемь лет сравнимы с половиной жизни, немыслимо долгий период времени, который закончится в будущем, далеком как звезды. И вот он совсем рядом, достаточно близко, чтобы чувствовать его дыхание.