Обольститель
Шрифт:
— Нет, не забыл. Он вообще-то пришел раньше. — Ник чуть приподнял брови — свидетельство того, что он заметил, как Николь невольно назвала Дастина по имени. — Лорд Тайрхем потрясен твоими способностями. Очевидно, ты быстро одержала победу над его жеребцом.
— Ах, папа, как мне хотелось, чтобы ты был там! — Николь наконец сняла кепочку и освободила свои пышные волосы, каскадом упавшие ей на плечи и спину. — Кинжал — чудо! Самый замечательный конь, каких я когда-либо видела. С ним совсем нетрудно было справиться, просто он пуглив, и на это есть причина. Очевидно, кто-то плохо с ним
— Я очень рад, Проказница, — сказал Ник, в свою очередь заключая дочь в объятия. — Меня просто распирает от гордости. Ты, верно, и сама не понимаешь, чего достигла. Я имею в виду степень твоего взаимопонимания с лошадьми. Я не сомневаюсь, что ты права насчет пугливости Кинжала, но я также убежден, что он доверился бы не каждой женщине. Он почуял в тебе нечто особенное. — Ник ласково отстранил от себя дочь и пристально посмотрел на ее пылающие щеки и сияющие глаза. — Но я боюсь за тебя, Проказница. Радость победы, которую ты испытаешь, когда вы с Кинжалом пересечете финишную черту, — это всего лишь мгновение!
— Но это мгновение славы! — воскликнула Николь. — И я намерена победить, папа.
— Не сомневаюсь, — Ник помолчал. — И лорд Тайрхем тоже не сомневается.
— Он так сказал? — замерла Николь.
— Он много чего говорил, в том числе и это. Он только и делал, что превозносил тебя до небес.
Николь облегченно вздохнула.
— Но он довольно быстро ушел. Я подумала, может, он рассердился за то, что мне самой, без посторонней помощи, удалось оседлать и объездить Кинжала.
— Нет! У него была назначена встреча, и он вовсе не был рассержен. Наоборот.
— Я очень рада, — просияла Николь. — Лорд Тайрхем попросил своего старшего конюха Брекли показать мне конюшни. Они огромны, папа, а лошади маркиза — самые лучшие из всех, что я видела. И порядки тут особые: у каждого конюха есть помощник. Я провела там несколько часов, пытаясь запомнить расположение конюшен и вникая в ежедневный распорядок. Меня поразили служащие. Все они знатоки своего дела, и с какой терпеливостью они отвечали на мои вопросы! — Николь озорно улыбнулась отцу. — И ни один из них не усомнился, что Олден Стоддард — мужчина.
— Отлично, — кашлянул Ник. — Ты не спросила, что еще мы обсуждали с лордом Тайрхемом.
Улыбка Николь погасла.
— Наверное, вы говорили о людях, которые тебя шантажируют.
— И о них в том числе.
— А о чем еще? — спросила Николь, уставившись на носки своих сапог.
— Хм-м. К примеру, маркиз напомнил мне, что ты его пригласила сегодня к чаю.
В глазах Николь сверкнула молния.
— А ты против?
— Не знаю.
Последовало долгое молчание.
— Ники, — тихо сказал отец, — нам нужно поговорить. — Он взглянул на старинные часы, стоявшие у входа в гостиную.
— Папа… — с трудом выдавила Николь, не зная, что сказать. Ее чувства к Дастину были еще слишком противоречивы, слишком сумбурны, чтобы можно было их обсуждать со своим защитником и судьей — с отцом. — Мне нужно привести себя в порядок. К тому же я умираю от голода. У-ух, кажется, я даже смогу проглотить одну или две лепешки.
— Лорд Тайрхем позаботился о продуктах, так что ты можешь найти что-нибудь посущественнее и повкуснее, чем твои лепешки. — По тону отца Николь поняла, что он не купился на ее попытки увильнуть от ответа. — Мы поговорим, пока ты будешь есть.
Николь безропотно кивнула и поплелась за отцом в кухню с таким видом, будто шла на плаху.
Что может она сказать отцу, если сама еще не разобралась в своих чувствах? С помрачневшим лицом она положила на тарелку холодного цыпленка и яблочный пудинг. Еще больше ее волновал вопрос, что такого мог сказать Дастин, если отец так разволновался? Надо это выяснить. Николь, забыв о еде, тыкала вилкой в ни в чем не повинного цыпленка.
— Очень вкусно, — наконец заявила она.
— Да? Удивительное дело! Как же ты это заметила, если не проглотила ни кусочка? — Сложив руки на груди, Олдридж в упор смотрел на дочь.
— Что сказал тебе Дастин? — прямо спросила Николь, кладя вилку на стол.
— Вот уже второй раз ты называешь своего хозяина по имени. С каких пор вы так близко сошлись?
Николь почувствовала, как зарделись ее щеки.
— Я рассказывала тебе. Когда мы впервые встретились, он представился как Дастин. Я в ответ тоже назвала ему только свое имя. И ничего большего за этим не стоит.
— Так отчего тогда ты отводишь взгляд и краснеешь?
В ответ Николь покраснела еще больше.
— Папа, мне не надо напоминать, как Олден Стоддард должен обращаться к его светлости маркизу Тайрхему.
— Очень убедительно! — сухо заметил отец. — Но меня беспокоит благополучие не Олдена Стоддарда, а моей дочери, которая, кстати сказать, всегда была со мной откровенна.
Николь глубоко вздохнула, отказавшись от каких-либо попыток поесть и… уклониться от прямого ответа.
— Папа, я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Я просто не знаю, что ответить.
— Скажи честно, что ты чувствуешь к этому человеку?
— Я не знаю. — Николь сокрушенно покачала головой.
— Но ведь чувствуешь?
— Да, — прошептала Николь. — Папа, сейчас меня волнует только твоя безопасность. Пока не кончится это тяжкое испытание, я не смогу думать ни о чем другом, в том числе и о своих симпатиях к Дастину Кингсли. Может быть, и никогда не смогу. Мы с ним из разных миров. И дело не только в социальном положении, но и во взглядах, в образе жизни. Здесь масса сложностей, возможно, непреодолимых.
— Это правда. И все же ты пригласила его на чай.
— Я не могу этого объяснить, — отвечала Николь.