Оборотень, или Последняя гастроль Артиста
Шрифт:
– Да, он, – удивился я. – А какое это имеет…
– Пока никакого. Просто хочу составить себе портрет человека, которого намерен завербовать, – так, кажется, это звучит в лексиконе шпионских детективов? Ещё один вопрос: он показывал тебе свой пистолет? – Я ответил, что да, показывал; Щеглов, похоже, ответом остался доволен. – Что ж, Максим, я был бы рад обрести ещё одного верного помощника в этом сложном и опасном деле. Так ему и передай. При случае сведи меня с ним, будь так добр, и лучше, если этот
– Обязательно! – обрадовался я. – Обязательно сведу! А хотите, прямо сейчас? Я как раз собирался заглянуть к Григорию Адамовичу вечерком, он наверняка ждёт меня.
– Отлично, Максим, – согласился Щеглов, – я жду его здесь. Кстати, ты не очень будешь возражать, если я поселюсь в твоём номере?
– Да я сочту это за великое счастье, Семён Кондратьевич! – воскликнул я, ничуть не кривя душой.
– Я так и думал, – лукаво сощурился он, – когда объявил директору о своём желании поселиться именно в этом номере.
– Позвольте, Семён Кондратьевич, – в недоумении спросил я, – а откуда вы узнали, в каком я номере?
– Вот-вот, – улыбнулся он, – именно такими незатейливыми фокусами и покупают доверчивых читателей коварные авторы детективных романов. А всё проще простого: будучи в кабинете директора, я бросил всего лишь один-единственный взгляд на книгу регистрации отдыхающих, которая в тот момент лежала на его столе и была открыта на нужной мне странице. Теперь ясно?
– Ясно.
6.
Мячикова я застал в той же позе, в какой оставил его перед ужином. Он был бледен и выглядел неважно. Желая как-то расшевелить и приободрить его, я сразу же выложил ему всё, что со мной приключилось в последние два-три часа, а напоследок объявил о предложении великого сыщика Щеглова сотрудничать с ним. Мой рассказ подействовал на него ошеломляюще. Мячиков побледнел ещё больше и до крайней степени разволновался. Он судорожно тёр лоб и растерянно бормотал:
– Такая ответственность, такая ответственность… Не знаю, справлюсь ли… А что он сказал по поводу моего пистолета? Не грозился привлечь?.. Ну слава Богу…
Наконец он собрался с духом и сказал:
– Я чрезвычайно польщён возможностью сотрудничать с таким человеком, как капитан Щеглов, и бесконечно благодарен вам, Максим Леонидович, за вашу рекомендацию. Пойдёмте к нему, я готов предстать пред его грозные очи.
Туман дымовой завесы надёжно скрывал Щеглова от наших взглядов, и мы не сразу обнаружили его на фоне тёмного ночного окна.
Я представил их друг другу, после чего покинул номер, решив дать им возможность побеседовать наедине. К тому же от табачного дыма у меня снова разболелась голова, и мне необходима была основательная порция свежего воздуха, чтобы не дать ей
Вернулся я минут через десять. Щеглов догадался открыть форточку, и к моему приходу воздух в номере заметно посвежел. Понял, наверное, что я не переношу запаха табака. Мячиков выглядел усталым и всё таким же бледным. Вообще он казался каким-то странным и явно был не в своей тарелке. Разговор между ними, видимо, уже состоялся, так как они болтали теперь о каких-то пустяках. Моё появление прервало их беседу. Щеглов поднялся мне навстречу и приветливо улыбнулся.
– Заходи, Максим. Я переговорил с твоим другом и надеюсь, что он понял меня. На моё предложение о сотрудничестве Григорий Адамович ответил согласием. Что ж, рад, искренне рад: теперь, когда нас трое, успех дела обеспечен… Что с вами, Григорий Адамович? – с тревогой спросил Щеглов. – На вас лица нет!
– Голова раскалывается, – натянуто улыбнулся Мячиков. – Вы уж меня извините, Семён Кондратьевич…
Щеглов вынул из кармана пачку анальгина и протянул её Мячикову.
– Вот, возьмите, – сказал он. – Должно помочь.
Мячиков взял, хотя и без особого энтузиазма. Зато у меня при виде бесценных таблеток загорелись глаза.
– О, вашим запасам, Семён Кондратьевич, могла бы позавидовать любая аптека! – воскликнул я. – Разрешите таблетку, Григорий Адамович, у меня, знаете ли, с самого утра…
– Да-да, конечно, – с готовностью ответил Мячиков, – берите всю пачку, анальгин мне всё равно не поможет – уже пробовал…
Судя по его кислому виду и мутному взгляду, чувствовал он себя действительно неважно. Я мысленно посочувствовал ему, отлично зная, что такое головная боль. Не меньшее сочувствие вызвал он и у Щеглова.
– Может быть, стоит попробовать другое лекарство? Что вы обычно принимаете?
Мячиков махнул рукой.
– Да не надо никакого лекарства. Я вообще противник всей этой химии, от неё больше вреда, нежели пользы. Пройдёт. Лучшее лекарство – это сон и свежий воздух. Ручаюсь вам, что утром я буду совершенно здоров.
Пожелав нам спокойной ночи, Мячиков торопливо покинул номер. Какое-то время Щеглов задумчиво смотрел ему вслед и усиленно тёр подбородок.
– Ну как вам Мячиков? – поинтересовался я у него, когда пауза чрезмерно затянулась.
Конец ознакомительного фрагмента.