Оборотень с границы
Шрифт:
— Сука он, этот твой Эдик, — коротко прокомментировал Мирон. Подозреваю, что он хотел сказать что-то еще, причем, наверное, не просто что-то, а очень много и сильно сквернословя, но сдержался.
Скорей всего, подумал, что раз это мой знакомый, то я сам разберусь в наших отношениях, возможно, счел ненужным меня не обижать, а может просто решил запомнить и отомстить при случае. Мироха парень затейливый, с ним любой вариант возможен.
Я закурил очередную сигарету, с горечью обнаружив, что в пачке осталась всего одна, и потянул из кармана телефон.
— Ну и зачем? — спросил я вместо приветствия,
— Просто так, — услышал я в ответ. — Не все же мне напрягаться. Тем более, что ты сам жаловался, что клиента арестовали и теперь вам денег заплатить некому. А так благодаря мне уже совсем скоро он за вами сам придет, причем морально готовый на все, лишь бы эта история закончилась.
— Вот вечно у тебя все через одно место, — без эмоций, просто констатировал я факт.
— Аналогично, — отпарировал Эдик. — И, кстати, Андрей…
Он сделал мхатовскую паузу, хотя я и так знал, что именно он скажет.
— Ты мне должен!
— Да ну тебя, — я завершил вызов и выкинул в окошко сигарету, приконченную буквально в три тяги.
— А я тебе сразу сказал, что он мне не нравится, — пробурчал Мирон.
— Но сегодня он очень сильно помог нам, — припечатал я его фактами. — И причем бесплатно.
Мирон вздохнул, но вступать в спор не стал. Ну и правильно, тем более что изначально вся эта канитель из-за него началась.
Я прикрыл глаза. Адреналин от инцидента с полицейскими потихоньку отступал и меня опять начало клонить в сон. Сколько лет я уже знаком с Эдиком? Двенадцать? Или четырнадцать? Давно это было.
Помыкавшись немного с извечным вопросом, кто виноват и что делать, я воспользовался развалом Союза и выправил себе новые документы. Андрею Винокурову было восемнадцать, он не был, не привлекался, не участвовал, а знаний вполне хватало, чтобы поступить в военное училище, куда особо поступать никто не стремился.
Погранвойска тогда тоже прилично лихорадило, поэтому и сито проверок, которым меня бы подвергли за десять лет до или десять лет после, оказалось напрочь дырявым. Отучившись как все, я решил спрятаться от мирской суеты где-нибудь высоко в горах. Тишина, покой, красивая природа. Все было более чем чудесно. Пока я не сорвался…
Я тогда гордо носил недавно полученные погоны старшего лейтенанта и как раз остался за начальника пограничной заставы. Леня Бумажкин уехал в отпуск, а я окунулся с головой в круговорот начальственных забот. Со стороны это выглядело попроще, а тут непрекрающийся «День сурка». План охраны, книга пограничной службы, постановка приказов, проверка нарядов и так каждый день. Плюс куча бытовой и административной волокиты. Буквально через две недели я уже начал путаться в днях недели, а число месяца вспоминал только когда подписывал документы.
И тут прорыв. В сторону границы. Трое нарушителей, обстреляв тревожную группу, неумолимо уходят к территории чужого государства.
— … здец! — коротко охарактеризовал ситуацию Пахомыч, древний прапорщик, который всю жизнь прослужил старшиной заставы и разбирался в реалиях пограничной службы не хуже некоторых генералов.
Стрельба прекратилась внезапно, и только эхо еще гуляло по скалам. Граница проходила по вершине гор, и до нее оставалось по прямой каких-то три километра. Конечно,
Ну что за подстава? Стоило мне остаться за начальника и такое происшествие. Сейчас, конечно, не Советский Союз, за упущенного нарушителя под суд не отдают, но все равно это пятно, смывать которое придется очень и очень долго. А для меня сей факт вообще может оказаться окончанием карьеры.
— Не успеем мы, товарищ старший лейтенант, — каким-то излишне официальным, и в то же время извиняющимся тоном сказал Пахомыч, глядя мне прямо в глаза. — Они идут к Серой тропе на перевале.
— Мы еще успеем за ними, если пойдем напрямую, — не согласился я со старшиной.
— Нельзя, Андрей Саныч, — горячо зашептал прапорщик, поглядывая на солдат, стоящих неподалеку. — Если они засаду устроят, то положат нас всех.
— Что ты предлагаешь тогда, лапки кверху? — тоже перешел я на шепот. — Старшина, ты в своем уме?
— Ну не так, — если Пахомыч и смутился, то несильно. — А все равно, помирать по глупости не хочется.
Я задумался. Старшина был прав, но легче от этого ситуация не становилась. Я достал карту и всмотрелся в нее. Теоретически, может прокатить. Не стоило бы, конечно, так делать, но упускать нарушителей категорически не хотелось. Оба варианта плохие, но сесть в лужу, мне казалось, намного хуже.
— Так, старшина, слушай сюда, — принял, я, наконец, решение. — Берешь тревожную группу и на шишиге по дороге едете вот сюда, — указал я точку на карте. — Я пойду за ними. Один!
— Да как же так? — охнул старшина. — Нельзя одному. Да и не успеем мы туда в объезд, нам почти час ехать, и то, если на предельной скорости.
— Это приказ, старшина! — Добавил я металла в голос. — Исполняйте!
А через неделю мне на заставу позвонил начальник штаба погранотряда.
— Винокуров, я тебя начальником поста сгною! — вместо «здрасьте» пообещал мне он. Удаленный пограничный пост у нас в пограничном отряде был всего один и считался худшей ссылкой для любого из офицеров. Во-первых, он был на самой высокой точке участка, и там всегда, даже летом, было очень холодно. А во-вторых, там абсолютно нечем заняться. Два поста наблюдения и никакой цивилизации. К исходу первой недели ты начинаешь задумываться о том, как живут тибетские монахи, и понимать, что подметание плаца ломиком в училище было детской забавой, а главное, что даже такое развлечение крайне интересно и увлекательно.
— Здравия желаю, тарищ па…ко…ник! — оттараторил я в трубку тапика, проводного телефона, который служил единственным средством связи на заставе.
— А я тебе не желаю, — снизил рык на октаву подполковник Горелов. — Ты чего, старлей, совсем службу не тянешь? Начальник в отпуске всего ничего, а ты уже все развалить успел?
— Никак нет, не успел, — на автомате ответил я, понимая, каким глупым получился уставной ответ. — Нарушений государственной границы не допущено, застава несет службу согласно Плана на весенне-летний период…