Оборотень
Шрифт:
– О чем задумался?
– А? – от неожиданности сигаретный дым попал Вите в глаза, что он отчаянно заморгал, пытаясь поскорее прослезиться. – Ты что-то спрашивал?
– Да, был момент, – хмыкнул Сережа. – Тебя когда уже выписывают?
– Ну, врач сказал, что завтра в принципе уже могу домой, – все еще пытаясь проморгаться, ответил Витя.
– Чего, по пивку завтра потянем за твое выздоровление? – учтиво поинтересовался Сережа.
– Ага, по пивку, три месяца уколов не хочешь? – обломал его Витя.
– Да блин, горе ты луковое, косячишь, друг, косячишь, – цокнул языком Сережа, туша окурок об лестницу.
В принципе,
– Ну, против медицины пойти не имею права, – поставил точку в этом вопросе Витя, докуривая свою сигарету. – Пойдем, покажу тебе лучше кое-что.
– Я должен испугаться или наоборот, быть в предвкушении? – поинтересовался Сережа.
– Скорее, второе. Пошли, – скомандовал Витя.
Друзья вернулись в палату. Коля что-то с большим воодушевлением рассказывал Ире, а Андрей с Катей смотрели какие-то видосы с телефона.
– Долго вы, – ехидно улыбнулся Андрей. – Девчонки уже тут все извелись.
За что тут же был награжден испепеляющим взором со стороны Кати и Иры. Вите на секунду показалось, что он аж в размерах сжался. Тактично не обратив внимания на данный конфуз, он подошел к своей койке и выудил из болтавшейся на ее спинке сумки сборник своих стихотворений, который ему торжественно вручил его крестный.
– Ко мне вчера дядя Дима заходил, смотри, что подогнал, – подозвал он Сережу.
Тот сначала ничего не понял, но после того, как Витя показал ему автора, то чуть ли не перешел на крик от восторга:
– Да ты гонишь? Реально твой сборник? И «Новое»? И «Посвященное мечте»? И «Три товарища»? Офигеть, не думал, что твою бездарную писанину кто-то в здравом уме издаст, но я никогда не был так рад ошибаться.
– Ой, да пошел ты, – заулыбался Витя.
– Не, я правда рад, чувак, серьезно, – положил ему руку на плечо Сережа.
– Ты еще и стихи пишешь? – округлила глаза Катя.
– Да, кстати, кто-то обещал дать почитать, – напомнил Вите Андрей. – Если хочешь, то можешь сам чего-нибудь зачитать.
– Только с выражением, – добавил Коля.
Витя немного смутился. Он никогда особо не афишировал свое творчество. И уж тем более не читал на публике. Подобное ему казалось какой-то дикостью. А вдруг не так поймут? Засмеют? Или, что еще хуже, начнут указывать на ошибки. Ладно Сережа, ведь несмотря на то, что он вечно подтрунивал над Витей касательно его поэтических стараний, сам Витя прекрасно осознавал, что некоторые ему очень даже нравятся. Или учительница литературы, которая все же понимала в стихосложении куда больше, чем он, и могла дать действительно дельные советы. Но вот критика сторонних лиц…
– Блин, может не надо? – чуть ли не умоляюще застонал Витя. – Я не думаю, что я лучший чтец…
– А можно я зачитаю? – неожиданно попросила Катя. – Вить, обещаю, что ничего не испорчу.
– Не могу не поверить, – радостно закивал Витя, радуясь, что хоть отчасти ему удалось избежать полного фиаско.
– Всецело поддерживаю автора, – облокотился на Витю Сережа. – Думаю, что до этого момента у меня никогда не было большего желания послушать стихи вживую. Давай тогда зачитай
Катя слегка залилась краской. Витя не без удовольствия отметил тот факт, что та как-то уж подозрительно часто поглядывала на Сережу. Или ему только казалось… Ну, учитывая Сережину рассеянность в отношении… отношений, то тот мог вполне себе и не заметить. Витя решил ему слегка намекнуть перед тем, как он будет уходить, чтоб он хоть номер ее взял.
Та тем временем забрала у Вити сборник и не торопясь пролистала страницы, вскоре найдя нужные. Быстренько пробежалась глазами перед чтением. Вздохнула, и игра слов вскоре мелодичным потоком устремилась ввысь. Катя действительно хорошо читала. Тихо, размеренно. Будто уже знала строки, хотя видела их первый раз.
Уж вечером на темной мостовойСидели как-то три товарища.И взгляд их был совсем пустой,Как у вдовца на кладбище.А ведь еще вчера втроем ониБыли безумно влюблены.Но был печален поворот судьбы,Не стало чувств, в душе дожди.Витя не помнил наизусть все, что он когда-либо сочинял. Но это стихотворение крепко врезалось ему в память. Никто, кроме Сережи, не знал, сколько боли он вложил туда в свое время. Он и сам не заметил, как сел рядом с Ирой и взял ее за руку. У него появилось жгучее желание написать что-нибудь и ей. Может быть. Может быть…
Было еще три четверостишия, где Витя касается трагедий каждого из товарищей. Но он ждал последние три. Кульминация его стихотворения. Куда он действительно вписал свой крик души:
Сидят товарищи на темной мостовойИ говорят друг другу о проблемах.Но над судьбой они близки к победе волевой,И им не оказаться в темных стенах.Они друзья, им не страшны невзгоды.И не боятся никаких проблем.И вместе им нет дел до непогоды,Не существует грустных тем.Вопрос в другом, доколе, дамы дорогие?Когда вы перестанете нас убивать?Проходят в горе годы молодые,А вам на это наплевать…Финал. Витя непроизвольно зажмурился на долю секунды. Впрочем, реакция аудитории его приятно удивила. Аплодисментов, конечно, не последовало, но, исходя из того, что все наперебой начали расхваливать гамму чувств, которые испытали от этого стихотворения, да и что вообще это чуть ли не самое печальные строки, которые доводилось слышать, Витя сделал вывод, что публика осталась довольна.
Но на самом деле его интересовала реакция лишь одного человека. Но Ира молчала. Она лишь просто с толикой грусти смотрела на него. Влюбленными ли глазами? Витя затруднялся ответить. Но в глубине души ему хотелось надеяться.