Оборванные нити. Том 3
Шрифт:
Впрочем, минута слабости быстро миновала.
— Миледи, с праздником вас!
Чижик стоял возле машины с сияющей улыбкой. Каширина вышла из дома вместе с Глебом и остановилась от неожиданности, услышав поздравление. Вроде бы сегодня никаких праздников нет…
— С днем рождения дедушки Ленина! — торжественно объявил Леонид.
Глеб рассмеялся, а Каширина укоризненно покачала головой. Потом, словно вспомнив о чем-то, посмотрела на водителя более внимательно.
— Всё в порядке, Ленчик?
— В полном, миледи, — отрапортовал тот.
— Точно?
— Можете не сомневаться.
— Тогда
Она с деловым видом села в машину, тут же достала из портфеля папку с документами и разложила их у себя на коленях, делая вид, что просматривает бумаги.
Сердце ее колотилось так, что, казалось, вся машина ходит ходуном. Глеб сидел впереди и обсуждал с Ленчиком футбольный матч, который накануне транслировали по телевидению. Глеб и Леонид. Ее мальчики. Ее сыновья. Единственные люди на свете, которые не предадут ее и которые любят ее действительно искренне.
Возле здания горотдела внутренних дел Глеб вышел. Каширина приоткрыла заднюю дверцу:
— Удачи тебе, сынок!
Этими словами она всегда провожала его на работу. Глеб обернулся и помахал рукой:
— Счастливо, мамуленька! До вечера!
Она смотрела ему вслед. Боже мой, как же она его любит!
Саблин поднимался в свой кабинет, когда мимо него, всхлипывая, промчалась одна из медрегистраторов. «Опять бабские штучки, — с неудовольствием подумал он. — Уже с утра небось с мужем поцапалась, теперь всем на работе рассказывает, какой он негодяй. И никуда не денешься, мужчины в медрегистраторы работать не идут». В приемной он увидел бледную, с дрожащими губами Светлану.
— Что тут у вас происходит? — зло спросил он. — Одна ревет белугой, другая на себя не похожа. Это государственное учреждение, а не место коллективного просмотра бразильских сериалов.
Светлана тряхнула челкой и выставила вперед руки, словно защищаясь от необоснованных обвинений.
— Вы разве не знаете?
— Что?
Саблин похолодел. Неужели Сумарокова? Инсульт — штука, конечно, тяжелая, но ведь многие восстанавливаются, пусть и не полностью. Умирают далеко не все. Господи, только не это…
— Там Вихлянцев… — проговорила Светлана дрожащим голосом.
— Что — Вихлянцев? — он злился все больше и больше и начал повышать голос. — Где Вихлянцев? Он больше не работает в моем Бюро, и делать ему здесь нечего.
— Он в морге. В дежурной камере.
— И что он там делает? Кто его туда пустил? Вызовите ко мне немедленно дежурного санитара! — потребовал Саблин, взявшись за ручку двери своего кабинета.
— Он там… лежит…
Саблин остановился в недоумении, обернулся.
— Что? Лежит? Почему?
— Его привезли… час назад… мертвого…
Ох ты боже мой! Только этого не хватало.
— Где документы на него?
Светлана трясущейся рукой протянула ему несколько скрепленных между собой листков. Направление на судебно-медицинское исследование, составленное и подписанное участковым уполномоченным. Описание обстоятельств дела. Юрия Альбертовича Вихлянцева обнаружили рано утром в своей комнате в общежитии. Дверь не была заперта, сосед по этажу заглянул за какой-то надобностью и увидел Вихлянцева лежащим на кровати и полностью одетым. Подошел, потряс за плечо и понял, что хозяин комнаты мертв. Вызвал коменданта, а та позвонила в милицию. В комнате порядок не нарушен, на подоконнике стоят
Все это Саблин прочитал стоя, даже не раздевшись. Сорвал с себя куртку, бросил на стул в приемной и помчался вниз, в дежурную камеру, где привезенные труповозами тела находились до вскрытия. Дежурный санитар показал ему черный пластиковый мешок на одном из трехъярусных стеллажей. Саблин открыл «молнию». Да, все верно, это он. Юрий Альбертович Вихлянцев. Одетый в джинсы, рубашку и пуловер с треугольным вырезом. Словно умер, собираясь куда-то идти. Или только что пришел откуда-то.
Он медленно застегнул мешок и вернулся к себе. Вихлянцева надо вскрывать. А кто будет это делать? Все танатологи Бюро знают его лично и вскрывать не возьмутся. Это правильно. И сам Саблин тоже не возьмется. Значит, надо срочно решать вопрос с областным Бюро, потому что в Северогорске больше специалистов нет.
Он не испытывал ни сожалений, ни печали, ни радости. Ровно ничего. Просто труп, вскрытие которого потребует определенных организационных мероприятий. И только когда раздался звонок руководителя следственного отдела, Саблин осознал то, что как-то не пришло ему в голову.
— Это правильно, что с областным Бюро связались, пусть своего эксперта присылают, а то вы ведь у нас, Сергей Михайлович, из доверия-то вышли. Вы и коррупционер тут самый главный, и профсоюзной организации препятствуете в ее деятельности, и с Вихлянцевым судитесь. Он у вас враг номер один. Так что уж вам-то мы вскрывать в любом случае не позволим.
Саблин собрался было ответить какой-то резкостью, но вдруг сообразил, о чем ему только что сказал руководитель следственного отдела. Он, Сергей Саблин, является подозреваемым в убийстве Вихлянцева. Ну, пусть не официально, потому что уголовного дела нет и не будет, пока не будет результатов вскрытия и сформулированной причины смерти. Но если эта причина, не дай бог, окажется криминальной, то Саблин станет первым, с кого начнут снимать шкуру.
В итоге после длительных переговоров с областным Бюро и со следственным комитетом было решено поручить производство вскрытия и исследования трупа Вихлянцева опытному и грамотному эксперту из соседнего района. Эксперт по фамилии Воскобойников оказался примерно ровесником Саблина, мужиком веселым и разговорчивым. Он приехал на следующий день к полудню. Вскрытие было назначено на 13.00: руководителю следственного отдела по городу Северогорску было удобно именно это время. И с этим приходилось считаться. Вместе с ним на вскрытие приехал следователь-криминалист с видеокамерой.
Саблин прислушивался к самому себе и понимал, что совершенно не нервничает. Ни грамма, ни капли. Хотя ситуация, при которой на его глазах будут вскрывать труп давно и хорошо знакомого человека, сложилась у него впервые в жизни. Но это же просто труп, просто материал, который подлежит исследованию и на котором в этих целях нужно произвести определенные манипуляции. Вот и все.
В нем не было ни злорадства, ни облегчения. Да, человека, который испортил ему жизнь и здоровье, больше нет в живых. Но почему-то это Саблина абсолютно не трогало. «Я просто устал, — думал он, идя по длинному коридору морга в сторону секционной. — Я устал до такой степени, что уже ничего не чувствую. Я утратил способность не только радоваться, но и огорчаться, и негодовать, и даже бояться. Мне стало все равно».