Обратимость

Снова ночь

Я открываю глаза – ночь

Я закрываю глаза – ночь

Мои легкие наполнены ночью, как темный колодец застывшей водой, в которую смотрит молчаливый месяц.

Я дышу ей, не чувствуя ничего, я смотрю в нее, как слепец, не видя ничего

Ничего вокруг, никого рядом…

В моем звенящем дне, полным голосов и шума, я вижу тихую ночь, в лицах близких – пустоту ночи.

Она,

Я смотрю в ее глаза, полные звезд… Вот-вот они рассыплются звенящим блеском в моей душе, оставив в ней пустоту. Она уводит меня жестами своих прозрачных рук, побуждая повиноваться им, как безвольную марионетку. Она говорит со мной на разных языках, ни один из которых я не знаю. Она отражается во всех зеркалах неизвестными мне отражениями. Она оставит меня одного, но будет во мне, как есть: многоликая и изменчивая, как вода, резкая и улыбающаяся, как блеск кинжала, заботливая и холодная, царственная и требовательная в любви к ней.

Она выносит и родит во мне усталость – свое любимое чадо. И закрепит его во мне так, что я не замечу, и оставит со мною навсегда, как живой организм, как трепещущий полный нервных окончаний комок. Он будет биться во мне вместо сердца. Так, как я когда– то чувствовал живое сердце, я буду чувствовать усталость. Буду смотреть сквозь нее в день и видеть ночь, направлять сквозь нее чувства, что будут возвращаться ко мне, не найдя цели, говорить сквозь нее, но останусь неуслышанным, думать сквозь нее, но потеряю свои мысли, и они уже не принадлежат мне. Они отвергли меня, как недостойного.

Я несу на себе крест из страданий и несбывшихся снов. За мной тянется шлейф из безысходности и тишины. Впереди меня безводная пустыня, в которой я изучил каждую песчинку. Я знаю, что увижу, если подниму голову, а под ногами моими пропасть.

В глаза мои смотрят пустые глазницы Вечности, она всегда одна и та же… она всегда похожа на ночь… ее невозможно избежать и нет от нее спасения. Она вызвалась мне в невесты и ревностно охраняет мой взгляд и делает так, что я вижу только ее.

В уши мне шепчет дурманящий голос Очевидности. Он всегда один и тот же и никогда не поменяется. Я знаю, что он скажет мне завтра, через месяц, год, много лет и веков. Порой я путаю его с моими мыслями, настолько он сросся со мной. Порой я растворяюсь в нем, будто

Что я могу дать тебе? Оставшись со мной – ты будешь страдать, потеряв меня – ты будешь страдать. Ты не услышишь от меня ничего нового, каждый день будет один и тот же. Я буду с тобой как твое проклятие и оставлю тебя, проклинающей меня. Мои движения заучены, жесты не замечены, образы не меняются. Я передам тебе свою усталость, как новый плод, от моих рук не изойдет ничего, кроме холода вечности. Голос мой будет звучать поначалу в твоих ушах, но потом исчезнет, растворившись среди аромата дурмана. Ты будешь видеть моими глазами и слышать моими ушами, перестав отличать себя.

Равноценна ли жертва тому, что ты имеешь сейчас?

Молодая луна

Жизнь сильно изменилась с тех пор, как у нас откуда ни возьмись появились вампиры. Они пришли неожиданно и тихо. Никто не знал об их существовании, уж не знаю сколько недель ли или месяцев, так как широкой общественности никто ничего не сообщал, она сама обо всем вскоре узнала. Узнала об их приходе, но кто они, сколько их, как они выглядят и прочие детали балансировали на грани небылиц, которыми нас пичкали газеты и бесконечные слухи. Последние доходили до таких нелепостей, что вызывали у многих реалистов кривые усмешки, а лично у меня тошнотворные рефлексы.

Никто не знал, как они живут и опасны ли они вообще, так как обескровленных трупов не наблюдалось (или о них просто умалчивали), и появление их где бы то ни было, даже мельком рассматривалось сровни пришествии мессии.

Однако жизнь изменилась еще более, обратившись почти в первородный хаос, когда позже появились другие вампиры. Также никто не знал, откуда они пришли и сколько их, зато все знали, что эти существа опасны. Они нападали на людей, выпивая из них кровь, делали такими же, как и они, или убивали. Никто не мог объяснить, почему так происходит, и никто не знал, отличаются ли эти вампиры от тех, кто пришел раньше. Высшие власти молчали, скрывая все за семью печатями, и было почему. Тем не менее еще позже стало известно, что вампиры, убивающие людей, это другой “сорт” вампиров, другой класс или вид. Появилась обширная информация, будто один из представителей клана вампиров заявил, что они не имеют никакого отношения к тварям, убивающим людей. Однако откуда эта информация “началась“, что в себе заключала и где “кончилась”, неизвестно. Потому что все интересное и насущное часто раздувают, переделывают и снабжают выдумками, в итоге становится неясно, где правда, а где ложь.

Тем не менее чтобы как-то обозначить новый опасный класс этих кровососов, их стали звать “твари”. Это действительно были твари, так как по сравнению с благородными выходцами их вида первые не имели ни рассудка, живя лишь инстинктом крови, ни жалости и, в общем-то, никаких чувств, чем походили на животных.

Они нападали по ночам, днем их нельзя было нигде найти (во всяком случае все боялись их искать). Они нападали резко, жертва едва ли успевала понять, что произошло. Подобные объявления иногда появлялись в газетах, и запуганный народ, пробираемый ознобом ужаса, узнавал о том, как именно это происходит, чего ожидать и опасаться. А уцелевшие чудом очевидцы распространяли повсюду свои свидетельства.

Ученые в бешеных ритмах принялись изучать этих существ и изобретать средства для борьбы с ними. Так как их число изначально было невелико, потерь тоже особо не наблюдалось. Тем не менее борьба велась, выход нашелся. Уж не знаю, помогало ли новое созданное оружие, но их число не увеличивалось, казалось, даже уменьшалось. С тварями боролись активно и серьезно. Все средства массовой информации кишели очередными новинками и усовершенствованиями для борьбы. Постоянно выходили новые законы, подтверждения и соглашения между разными сторонами и организациями. Что происходило на самом деле, знали только избранные.

Что касается простых людей, то они впали в панику. По ночам город вымирал. Из звуков можно было услышать только или редкое бурчание двигателя автомобиля или шорохи каких-то невидимых животных. Часто, глядя из окна, я наблюдала зыбкий дрожащий свет фонарей, что, как светочи жизни, рядом с моим домом освещали темную аллею. Свет серебристой дрожащей паутиной просачивался сквозь молочный вязкий туман. Он обрывками висел в атмосфере. Иногда мне казалось что там, за окном, я вижу другой мир… Настолько он становился чужим ночью.