Обратимость
Шрифт:
Таково было мое частое занятие по вечерам.
Однако время шло, пытливое людское воображение на месте не стояло, жаждая узнать все новые подробности об опасных гостях. В конце концов выяснилось, что новое оружие, которым владели обычные обыватели, почти не спасает от нападения тварей. Так как они нападали так резко и неожиданно, что человек едва ли успевал среагировать. Если их зубы оказывались в твоей шее, то бесполезно уже было применять что-либо.
Их число не увеличивалось. Всем стало интересно, почему это так происходит, поэтому вскоре кто-то, особенно пытливый, пустил новую сплетню, что твари боятся благородных вампиров как огня. Последние, видимо, желая не то защитить людей, не то из иных каких-то
Опубликовывались и обширные рассуждения исследования ученых, что, мол, ДНК тварей или что-то там еще имеют непостоянную хрупкую структуру. У кого было время и желание разбираться в этих пространных, в большинстве своем необоснованных рассуждениях, разбирался и даже делал свои выводы, и тут же спешил поделиться с остальным миром. Так сплетни росли и множились, одна нелепее другой. Я уже давно перестала в них верить.
О “благородных” собратьев тварей было известно еще менее, чем о самих тварях. Сведения о них имели большую цену и собирались тем тщательнее, что их судьбой интересовались все, кому не лень. Однако изыскания большинства оказывались тщетны. “Благородные” ревностно относились к изолированности своей группы и чуть ли не под страхом смерти не пускали туда посторонних и даже тех, кому доверили свою охрану (как я узнала позже).
Они жили закрыто. Где? Никто не знал или знали немногие. Они не показывались нигде, и даже если и показывались, то едва могли быть отличимы от людей. Говорили, что они не боятся дневного света, но все же предпочитают сумрак. Говорили, что они ведут себя совсем иначе, чем люди: отчужденней, высокомерней и грубей. Еще бы, нагло посягать на личную жизнь и вперивать в нее свои любопытные праздные взоры, кому бы понравилось. Их можно понять и не обижаться на них. Говорили, что они гораздо красивее и среди них нет старых (хотелось бы верить). И еще говорили много чего, едва ли в это можно было верить. Я не верила ни во что.
Находились те, кто верил во все и, более того, объявлял себя преданным фанатом “благородных”. Куча таких фанатов рылась в сплетнях, отыскивала, видимо, успешно места обитания “благородных” и оккупировала их укрытия. Но вреда они никакого не доставляли. Какой может быть вред от безобидно жужжащей мухи? Разве только ее хочется поскорей прихлопнуть. Эти фанаты открыто жаждали воссоединиться с вампирским кланом. Не видя их представителей, они уже любили их всей душой, посвящали им свою жизнь. Эти люди, на которых и смешно, и жалко было смотреть, хотели быть вампирами. Они думали, что это романтично. Они хотели быть любимыми вампирами и не отчаивались в этом (несмотря на явное презрение со стороны “благородных”, по моим подозрениям). Они витали в облаках любви, романтики: они хотели, как говориться, жить в их кругу долго и счастливо, и… вечно.
К сожалению, тех, кто хотел жить вечно, оказывалось гораздо больше, а все остальное им было неважно. Эти люди находили огромное количество способов контактировать с вампирами, но так как я не слышала еще о том, что кто-либо из смертных удостоился чести обрести вечную жизнь, то, думаю, их попытки все еще терпят неудачу.
Меня лично слово “вечность” как-то не то напрягает, не то пугает. Я много думала, хотелось ли мне жить вечно, и приходила скорее к отрицательному ответу, чем к положительному. Или, точнее, не совсем так, я бы согласилась удлинить свою жизнь, но сделать ее вечной – вряд ли. В любом случае мысли о вечной жизни казались кощунственными, и я предпочитала не думать об этом. Единственное, относительно разумное объяснение, которое я находила для “вечности”: человек изначально не был создан для нее. С рождения он пребывал в каких-либо рамках. Он ограничен хотя бы даже физической
Так вот, клан закрыт. Его представителей не так уж и много, это личное мое мнение, при всей их ненависти к смертным, очевидно, что никто еще из смертных не стал бессмертным. Своей наглостью и излишним любопытством люди сами настроили против себя “благородных”, как мне кажется.
Меня поражала их глупость в этом плане. Если они хотят понравиться, то такая настойчивость никому не придется по душе, или, по-другому, если они видят, что их отвергают, то зачем навязываться? Легче от этого никому не станет. Однако они липли к феномену “вампирства”, как пчелы на мед, и мне становилось от этого еще противней, и я еще более понимала “благородных”.
Из-за таких вот фанатских поползновений, да и по другим причинам, о которых никто не знал, стали образовываться организации их защиты. Вскоре они объединились в одну большую. Организация приобрела такой вес и силу, что вышла на государственный уровень по важности, при этом оставаясь абсолютно закрытой от любопытных глаз. Именно она обеспечивала не только секретность себе и своей деятельности, но и секретность всего, что касалось вампиров. Не удивлюсь, если узнаю, что ее работа уходит корнями в глубокое прошлое или же что у нее связи еще и с другими странами, и она мастерски раздувает и распускает нужные сплетни про своих подопечных, чтобы сбить с толку тех, от кого оно их спасает.
Итак, все знали о существовании “благородных” и наличии организации по их протекции, более никто ничего не знал или, может быть, только избранные.
Хоть к сплетням доверия не имелось, но это не значит, что меня не занимала судьба “благородных”. Конечно же, и увидеть их хотелось. Я интересовалась ими, но не так рьяно и до одурения, как это делали другие. Их наглость остужала мои порывы, и в сердце жило чувство вины перед этими созданиями, принадлежащими неизвестно какому разуму. Я интересовалась ими, так сказать, осторожно и ненавязчиво.
Однако никто не мог забраться в мою душу, а в ней бушевал настоящий ураган! Я постоянно думала о том, какие они, как они живут. Думала о том, что мне доведется когда-нибудь увидеть их и не только. Руководствуясь чисто искренними замыслами, я допускала смелые мысли, что они не смогут оттолкнуть такого человека, как я. Хотя чем, в общем-то, я отличаюсь от остальных с вампирской точки зрения? Ничем. И этот грустный факт заставлял стыдиться иногда своих мечтаний. Но я не могла запретить себе мечтать, уж эту привилегию у меня никто отобрать не смел!
Что касается моей души и внутреннего состояния, то я была очень чутким и внимательным человеком. Уж не знаю, как пришли ко мне эти способности, но часто я видела то, что не видели другие. Здесь не идет речь об обладании тем даром, какой имеют все ясновидящие, мой дар был гораздо примитивней, но он был. Может быть, это и даром нельзя было назвать. В общем, я замечала и чувствовала многое: чувствовала опасность, если она могла быть, чувствовала какой человек и видела, что он из себя представляет, чувствовала, если место “заряжено” плохой энергией, как выразились бы мистики. Но все эти ощущения ютились на уровне подсознания, поэтому сложно описать их словами и дать осмысленный отчет, откуда они и как я ими пользуюсь. Кроме того, от природы мне были даны доброта, застенчивость и тактичность. Тонко чувствуя грани отношений или дозволенного, старалась соблюсти этичность и не лезть дальше, куда ни стоило, чтобы потом не краснеть и не разгребать "наломанные дрова".