Обратимость
Шрифт:
С трудом я выдержала длинную речь ученного, кивая время от времени, поймав себя на мысли, что мне совершенно не интересны его беседы.
Потом меня вновь усадили на стул и стали показывать другие слайды, их темой являлось очередное «новое оружие» против тварей. Тут уж я почти спала.
– Если бы вы могли поспособствовать нам как-нибудь в приобретении образцов крови «благородных» – начал один из заведующих лаборатории, после того как просмотр закончился и включили свет.
– Понимаю, что вы хотите сказать. Но и вы сейчас попытайтесь понять то, что скажу я. «Благородные» не люди. К ним неприменимы отношения, какие кажутся нормальными для нас. Вы не задавались вопросом, что они вообще не понимают к чему
Я продолжала ораторствовать в таком духе, чувствуя при этом отвращение не только к этим жалким людям, но и к себе. Никогда я не признавала каноны науки, всегда она казалась мне слишком ограниченной. Почему нельзя изучать что-либо сразу и в комплексе? Зачем эти нелепые разделения? По-моему, так они порождают еще больше вопросов, уводя при этом от ответов. Часто, человек, зарывшись в бесконечные причины и следствия, не видит очевидного, которое лежит на поверхности. Он ищет истину, полагая, что она где-то глубоко и сокрыта, а почему бы ей не быть здесь, наверху? В общем, так можно рассуждать еще очень долго. У меня нет ни сил, ни желания вдаваться в такие подробности.
Не хочется говорить, как прошел день в лаборатории, более того меня уговорили приехать туда еще и утром. На работу я вернулась с огромной радостью и пообещала себе, что больше не вступлю ни в один научный центр.
Баррон встретил меня уставшую и поникшую. Я объяснила ему все, что могла, он, к моему удивлению, не стал допытываться до дальнейших подробностей и понимающе покачал головой, как если бы его устроили те крохи разрозненной информации, что я ему предоставила. Неужели мы думали с ним одинаково?
– Если вы хотите, посылайте, пожалуйста, Крису вместо меня. Она исполнит вашу роль лучше, чем я.
Оказавшись дома, после отчета директору, я могла спокойно подумать. Попыталась вспомнить наши беседы в лаборатории, но они все перепутались у меня в голове. Если бы они не использовали такое огромное количество научной лексики, я бы запомнила все гораздо лучше. Тем не менее меня совершенно не смущало мое беспамятство на этот счет, я удовлетворилась той мыслью, что Баррон учтет мое пожелание на будущее.
За текущую неделю мне раза три снились вампиры. Постоянно один и тот же сон: всегда темно, всегда их черные силуэты маячат где-то возле меня, но их лица неуловимы, будто укрытые толстой вуалью. Я чувствовала, что они смотрят на меня и знала, что взгляды их грустны и несут в себе роковой знак, какой я и понятия не имела. Я пыталась подойти к ним и так и этак. Тщетно. Пыталась поговорить, пыталась хотя бы почувствовать
– Ты какая-то бледная, – заметил однажды директор, – не чем не болеешь случайно? И тени под глазами проявились сильнее.
– Что правда? – изумилась я.
– Тебя никто не кусал случайно? – попытался пошутить он, – А то уж очень ты походишь на них. Может быть, тебе бы отдохнуть стоит? Во сколько ты уходишь с работы? Криса мне сказала, что ты задерживаешься здесь после ее уход.
В организации везде стояли камеры наблюдения, кроме того на проходной действовала жесткая пропускная система: у каждого работника высших отделов имелись карточки времени приходов-уходов. Обманывать его не имело смысла.
– Ну, до ночи, – последовал мой виноватый ответ, – но я просто сижу здесь. Мне легче думать, когда я тут. Дома не дают.
Баррон изобразил на лице знак вопроса и уставился на меня.
– Я изучаю ту информацию, которая у нас имеется. Мне надо знать о них больше, уже говорила вам об этом. Здесь самое подходящее место для моих устремлений. Так что я прекрасно себя чувствую.
– Не стоит фанатствовать. Посмотри на меня. До добра это не доводит. Керраны – закрытый род и я официально заявляю, что тебе придется потратить все свои силы, чтобы они начали доверять тебе. Они мне-то не доверяют, ты думаешь они вот так просто разжалобятся и станут верить тебе?
– Думаю – отрезала я.
Возможно, не стоило говорить таких вещей директору, задевать самолюбие начальника – это опасно. Я тут же осеклась, но вылетевших слов уже не поймаешь. Он посуровел и со скептицизмом пожал плечами.
– Простите – добавила я виновато.
Он вдруг сделался каким-то отчужденным и бросил мне вскользь:
– Можешь отдохнуть денек-другой, пока я тебя не призову. Поправь свое здоровье и не засиживайся здесь. Видишь же, что это не идет тебе на пользу.
Мне не хотелось с ним спорить, не буду же я объяснять ему, что мне снятся странные сны, из-за которых мое состояние такое плачевное. Это глупо.
Я отправилась домой и попыталась отдохнуть. Не вышло. Весь день я сидела и смотрела рассеянно по сторонам, не зная чем заняться. На другой день я уже не находила себе места. Мысли-мысли, как тараканы размножались у меня в голове не единицами, но сотнями. Воспаленный мозг твердил мне, что Баррон хочет уволить меня за мои дерзости или что я пропускаю что-нибудь ужасно важное не появляясь на работе. Мой друг наблюдал меня в моей горячке и нервничал.
– Ты уже с ума сошла с этой работой, – ворчал он, – Ты там живешь уже. Я тебя скоро вообще видеть перестану. Если бы я только знал, что так будет, не пустил бы тебя туда. Мне всегда нравилось в тебе твое благоразумие по отношению ко всем этим вампирским бредням. Мне нравилось, что ты не зависишь от них, как все эти шизики с горящими глазами.
Я лишь пожимала плечами, пусть думает, что хочет. Мне, в общем-то, все равно было уйдет он от меня сейчас или помучает еще некоторое время. Я не слышала и не видела его, это он точно подметил.
На третий день заявившись к Баррону, с опаской войдя к нему в кабинет, я клятвенно заверила его, что мне уже лучше. Он разрешил мне остаться. Не знаю, были ли то плоды моего больного воображения, но мне показалось, что он отдалился от меня. Во всяком случае, некого рода напряжение точно стойко держалось между нами. Его голос звучал сухо и неохотно, создавалось такое впечатление, что он не горит желанием общаться со мной.