Обратимость
Шрифт:
Таково было мое занятие часто по вечерам.
Однако время шло, пытливое людское воображение на месте не стояло, жаждая узнать все новые подробности об опасных гостях. В конце концов выяснилось, что новое оружие, которое было у всех людей, почти не спасает от нападения тварей. Так как они нападали так резко и неожиданно, что человек едва ли успевал среагировать. Если их зубы оказывались в твоей шее, то бесполезно уже было применять что-либо. Удивительно, но число их не увеличивалось. Всем стало интересно, почему это так происходит, поэтому вскоре, кто-то особенно пытливый пустил новую сплетню, что твари бояться благородных вампиров, как огня. Последние, видимо, желая не то защитить людей, не то из иных каких-то своих соображений могли запросто уничтожить любое число тварей без вреда для себя. Однако в свете ходили и другие сплетни по этому поводу.
Опубликовывались и обширные рассуждения ученых и исследования,
О «благородных» собратьев тварей было известно еще менее чем о самих тварях. Сведения о них имели большую цену и собирались тем тщательнее, что судьбой благородных интересовались все кому не лень. Однако изыскания большинства оказывались тщетны. Вампиры ревностно относились к изолированности своей группы и чуть ли не под страхом смерти не пускали туда посторонних и даже тех, кому доверили свою охрану (как я узнала позже). Они жили закрыто. Где? Никто не знал или знали немногие. Они не показывались нигде и даже, если и показывались, то, как я слышала, едва ли могли быть отличимые от людей. Говорили, что они не бояться дневного света, но все же предпочитают сумрак. Говорили, что они ведут себя совсем иначе, чем люди: отчужденней, гордее и грубей. Еще бы, нагло посягать на личную жизнь и вперивать в нее свои любопытные, праздные взоры, кому бы понравилось. Их можно понять и не обижаться на них. Говорили, что они гораздо красивее и среди них нет старых (хотелось бы верить). И еще говорили много чего, едва ли в это можно было верить. Я не верила ни во что.
Находились те, кто верили во все и более того объявляли себя преданными фанатами «благородных». Куча таких фанатов рылась в сплетнях, отыскивала, видимо успешно, место обитания «благородных» и оккупировала их укрытия. Но вреда они никакого не доставляли. Какой может быть вред от безобидно жужжащей мухи? Разве только, что ее хочется поскорей прихлопнуть. Эти фанаты открыто жаждали воссоединиться с вампирским кланом, не видя их представителей, они уже любили их всей душой, посвящали им свою жизнь. Эти люди, на которых и смешно и жалко было смотреть, хотели быть вампирами, они думали, что это романтично, они хотели быть любимыми ими и не отчаивались в этом (не смотря на явное презрение со стороны «благородных», по моим подозрениям). Они витали в облаках любви, романтики: они хотели, как говориться, жить в их кругу долго и счастливо и… вечно.
К сожалению тех, кто хотел жить вечно, оказывалась гораздо больше, а все остальное им было не важно. Эти люди находили огромное количество способов контактирования с вампирами, но так как я не слышала еще о том, что кто-либо из смертных удостоился чести обрести вечную жизнь, то думаю, их попытки все еще терпят неудачу.
Меня, лично, слово «вечность» как-то не то напрягает, не то пугает. Я много думала над тем, хотелось бы мне жить вечно и приходила скорее к отрицательному ответу, чем к положительному. Или точнее не совсем так, я бы согласилась удлинить свою жизнь, но сделать ее вечной – вряд ли. В любом случае мысли о вечной жизни казались мне кощунственными, и я предпочитала не думать об этом. Единственное относительно разумное объяснение, которое я находила для «вечности», это то, что человек изначально не был создан для нее. С рождения он пребывал в каких-либо рамках. Он ограничен, хотя бы даже физической оболочкой. И вырываться за рамки положенного (не зря ведь это «было положено» кем-то свыше), по меньшей мере, наглость и вряд ли она приведет к чему-то положительному. В конце концов, все вечное когда-нибудь да надоедает. Его перестаешь замечать, со временем, зная, что оно всегда здесь, «под рукой» и никуда не денется….
Так вот, клан закрыт, его представителей не так уж и много, это личное мое мнение, при всей их ненависти к смертным, очевидно, что никто еще из смертного не стал бессмертным. Люди, своей наглостью и излишним любопытством сами настроили против себя «благородных», как мне кажется. Меня поражала их глупость в этом плане. Если они хотят понравиться, то такая настойчивость никому не придется по душе или, по другому, если они видят, что их отвергают, то зачем навязываться? Легче от этого никому не станет. Однако они липли к феномену «вампирства», как пчелы на мед и лично мне становилось от этого еще противней, и я еще более понимала «благородных».
Из-за таких вот фанатских поползновений, да и по другим причинам о которых никто не знал, стали образовываться организации их защиты, которые вскоре объединились в одну большую. Организация
Итак, все знали, что существуют «благородные», все знали что (вроде бы) есть организация, которая занимается их опекой, более никто ничего не знал или, может быть, только избранные.
Что касается меня, то я едва ли верила в те сплетни, которые ходили вокруг, но тем не менее, сказать, что меня не занимала судьба вампиров, что я бы не хотела их увидеть было бы неправдой. Я интересовалась ими, но не так рьяно и до одурения как это делали другие, их наглость остужала мои порывы, во мне жило чувство вины перед этими созданиями, принадлежащими неизвестно к какому разуму, я интересовалась ими, так сказать, осторожно и ненавязчиво. Тем не менее никто не мог забраться в мою душу, а в ней бушевал настоящий ураган! Я постоянно думала о том, какие они, как они живут. Думала о том, что мне доведется когда-нибудь увидеть их, и не только. Руководствуясь чисто искренними замыслами, я допускала смелые мысли, что они не смогут оттолкнуть такого человека как я. Хотя, чем, в общем-то, я отличаюсь от остальных с вампирской точки зрения? Ничем. И этот грустный факт заставлял меня стыдиться иногда своих мечтаний. Тем не менее я не могла запретить себе мечтать, уж эту привилегию у меня никто отобрать не смел!
Что касается моей души и внутреннего состояния, то я была очень чутким и внимательным человеком. Уж не знаю, как пришли ко мне эти способности, но часто я видела то, что не видели другие. Здесь не идет речь об обладании тем даром, какой имеют все ясновидящие, мой дар был гораздо примитивней, но он был. Может быть, это и даром нельзя было назвать. Однако, я замечала и чувствовала многое: чувствовала опасность, если она могла быть, чувствовала какой человек и видела что он из себя представляет, чувствовала, если место, где я находилось заряжено плохой энергией, как выразились бы мистики. Но все эти ощущения ютились на уровне подсознания, поэтому я не могу описать их словами и дать осмысленный отчет откуда они у меня и как я ими пользуюсь. Кроме того от природы мне были даны доброта и застенчивость, или точнее я была робким и очень тактичным человеком. Или даже не то, чтобы робким, но здесь более подошло бы слово этичным по отношению к чему бы то ни было. Тонко чувствуя грани отношений ли, или дозволенного, в целом, я старалась соблюсти этичность и не лезть дальше, куда не стоило бы, чтобы потом не краснеть и не разгребать «наломанные дрова».
Мне часто снились сны, что я нахожусь где-то в прекрасной стране, другой, не в этом мире, что я ангел и этот мир принадлежит только мне. Чувство и ощущение полета не покидало меня. Эти сны повторялись очень часто, делаясь привычными, и уже другие сны я не воспринимала. Понятия не имею, откуда они пришли, но они, наверное, несли в себе что-то. Что именно? Мне понять не удавалось. Один раз, правда, я поделилась своими впечатлениями по этому поводу с одним человеком, и он сделал одно предположение, которое показалось мне вполне справедливым. Он сказал: «а может быть тебе скучно здесь, на Земле, и твоя душа стремится в другие миры и исследует другие измерения, таким образом, компенсируя во сне недостаток впечатлений в земной жизни. Твоя заинтересованность во всем, что выше „земного понимания“ во сне дает душе полную волю и предоставляет желаемое».
Тем не менее мне нравилось разбирать их содержимое, обдумывая его, мне нравилось облизывать сны как сладкую конфету бесконечных масштабов. Кто-то, более материалистичный, говорил мне, что это от легкой жизни. Может быть, причиной этим снам была моя молодость, я только вступала во взрослую жизнь и то, с большой неохотой. Меня пугала низость, жестокость и эгоистичность людей, я не хотела приобщаться к этому обществу и желала бы жить отдельной жизнью, лучше где-нибудь в глуши, только лишь бы меня никто не видел и не трогал. Из-за таких убеждений как следствие, проистекало мое постоянное одиночество. У меня почти не было друзей, я не стремилась к обществу, дозволяя людям приближаться ко мне ровно до границы моих внешних увлечений. Как бы это дико не звучало, мое одиночество полностью устраивало меня, я купалась в нем как в колыбели и черпала в нем вдохновение. Такие мои наклонности некоторые назвали бы мизантропией, но они ошиблись бы, сделав такие выводы. К людям я относилась хорошо, лояльно, гибко и прочее подобное, но просто не подпускала к себе, так как не испытывала в этом никакой потребности.