Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы

Бедрянец Александр

На следующий день мы впятером отправились в клуб на дневной сеанс. Завезли «Великолепную семёрку». По пути к нам присоединился и Толя. В правой руке у него была матерчатая сумка, а на левой руке красовались отцовские часы «Победа», на которые он время от времени поглядывал. По дороге в клуб он рассказал, что тяжко заболел катаром желудка, и вынужден по часам принимать лекарство, которое носит в сумке. На обратном пути Толя посмотрел на часы, присел на пенёк в Школьном сквере, и объявил, что настало время принять лекарство. Мы удивились тому, что лекарством оказалась добрая сметана и вкусное печенье «Привет», но чего не бывает? Расположившись возле Толи полукругом на травке, напряжённо и молча, мы смотрели на процесс еды. Никому и в голову не пришло, что Толя мог бы и угостить вкусненьким своих приятелей, ведь он не ел, а лечился. Если товарищ пьёт назначенную касторку, то не будешь же просить его поделиться? Так и тут. Лишь самый младший Женька несмело спросил:

– Толь, а как оно, с желудком-то?

Толя впервые оказался в центре общего внимания и почувствовал себя героем. Многим людям хочется выделиться из массы и стать популярным человеком. Годятся любые способы, даже наличие редкой болезни. Толя не спеша закрыл литровую банку со сметаной и обвёл всех усталым мученическим взглядом, говорящим о том, что его окружают тупые здоровяки, не разбирающиеся в тонкостях аристократических болезней. Вслух он сказал:

– Да уж! Непросто. Катар, это тебе не понос какой-то. Диагноз! Бабкам лечить его не по силам. Это не настойку деревея дать. Только врачи. И ещё неизвестно чем кончится. И когда.

Опечаленные Толиной судьбой, мы продолжили путь в молчании. Завяли даже восторги от фильма. Впрочем, смотрели мы его уже не в первый раз.

Однако противоядие от Толиного закидона нашлось быстро, и обнаружил его я. Причём не специально. На следующий день мы отправились на речку. Толя со своей сумкой тоже был с нами. Обеспокоенный состоянием Толиного здоровья, я стал о нём заботиться. Не зная точно, что для Толиного желудка вредно, я, на всякий случай, исключил всё, кроме разрешённой сметаны с печеньем. Свои добрые намерения я подкреплял действиями, то есть отнимал у него все посторонние продукты, и буквально вырывал изо рта всякие груши и сливы, которыми он готовился убить свой желудок. Ребята подумали, что это такая хитрость, и охотно поддержали игру. Должно быть, насильное делание добра не такое уж и добро. Сколько раз мне случалось делать людям добро, за которое на меня потом злились, а порой даже ненавидели. В этот раз тоже так. За проявляемую о нём заботу Толя обозлился на меня, и даже рассвирепел. Он с удовольствием бы меня побил, но зная, что не одолеет, только ругался почём зря, мол, кто ты такой, чтобы указывать. Я ему ответил так:

– Толя, дома ты можешь жрать хоть крысиный яд, там мы за тебя не отвечаем. А здесь другое дело. Сам сказал, что катар дело аховое. Съешь что-нибудь не то, и лапти откинешь. А спрос с кого? С нас. Твоя же мама и скажет, что мы специально тебя накормили. Нет, дружок. Ешь свою сметану, так нам всем спокойно будет.

Печенье со сметаной вкусное блюдо, но приедается, если всё остальное под запретом. Толя сломался на утке. С утиной фермы время от времени утки сбегали на волю. Мы переводили их в разряд диких, и при случае отлавливали, чтобы съесть всей компанией. Вот в тот раз такая свободолюбивая утка и попалась нам в камышах. Время хватало, и мы испекли её в глине. Опыт в этом деле имелся, и когда разбитая глиняная корка удалилась вместе с перьями, то по бережку поплыл такой запах, что рот мгновенно наполнился слюной. И когда стали делить утку на части, разламывая мягкие косточки, Толя не выдержал:

– Ребята! Не болит у меня желудок, и нет никакого катара. Это я матери набрехал, а она и поверила. Дайте мне хоть крылышко, а сметану с печеньем поделим на всех.

Пару дней он угощал нас этой классной сметаной, а потом попался на колбасе и лафа закончилась. Когда он наведался к своей бабушке, она делала домашнюю колбасу. Толя уплёл с полкило этой жирной колбасы, а на боли в желудке пожаловаться забыл. Бабушка рассказала про отменный аппетит внучка, и матери всё стало ясно. Один раз, но очень чувствительно она вытянула его широким ремнём. Рука у неё была тяжёлая, и Толя навсегда вылечился от катара желудка, а заодно, и от симулирования болезней вообще.

Есть ещё один важный момент. Бытовая свобода. Она у нас была, и это нужно учитывать. Наша жизнь была заполнена обязанностями, которые с возрастом увеличивались. Школа, уроки, домашние работы и прочее, но несколько часов оставалось на досуг. Это досужее время и было временем личной свободы, которой я мог распоряжаться по своему усмотрению. Родительская воля и надзор на это время становились минимальными, то есть родители не могли указывать, что и как мне делать в моё свободное время. По своему личному желанию я мог читать книги, слушать музыку, возиться с техникой, заниматься спортом, ходить к друзьям или в клуб, и гулять где хочу. Достаточно было сказать, куда я отправился, на случай, если меня кто-то будет искать. Родители просто-напросто нам доверяли, а это воспитывало самостоятельность и уверенность в своих силах. Конечно, были и такие родители, которые старались контролировать каждый шаг своего ребёнка и сами выбирали ему друзей. Если такой мальчик не поднимал в своё время бунт, то, как правило, вырастал подкаблучником.

О моём здоровье заботилась бабушка Фрося. В её арсенале было всего два лекарства – керосин и пищевая сода. И этого было достаточно. Керосин был универсальным кровоостанавливающим и дезинфицирующим наружным средством при всяких резаных и колотых ранах. Сода была универсальным внутренним средством. Животом я страдал нечасто, в основном от обжорства в раннем детстве, а в таких случаях сода действительно помогает и хорошо очищает пищеварительный тракт.

Многие люди считали бабушку Фросю ведьмой. Это полная чепуха, потому что бабушка не знала никаких таких колдовских штучек. Поводом к такой молве могла послужить характерная бабушкина внешность. На фотографии в годы своей молодости она была красивой и статной казачкой. Военные и послевоенные невзгоды сказались на бабушкиной фигуре, она стала худой и жилистой. Однако на её крепком здоровье это не отразилось. Вдобавок к фигуре прилагались резкие складки лица, сурово поджатые губы, речь басом и пронзительный взгляд, которые и создавали общее впечатление. Мне трудно судить объективно, для меня в бабушкином облике не было ничего зловещего, но когда я был маленьким, ребята говорили, что бабушка Фрося здорово похожа на сказочную Бабу-Ягу, и спрашивали меня, как я не боюсь с ней жить. Но был ещё один нюанс.

Хотя человеком она была своеобразным и поведением отличалась временами эксцентричным, но жадной не была. Соседи завидуют урожаю на её грядках, думают, что сорт капусты или помидор какой-то особый. Семян у неё просят, а ей не жалко, даёт, да только ни у кого такого не вырастает. Значит что? Вот и повод для слухов.

Однажды посеял я морковку, да небрежно, густо. Взошла она буйно, а бабушка заставляет меня всходы прореживать, иначе из-за недостатка пространства морковь вырастет никуда не годными тонкими густыми хвостиками. А мне неохота этим муторным делом заниматься. Поводил я руками по зелёным метёлкам, да и говорю:

– И чего с ними возиться, бабушка? Вырастут и так, будь здоров.

Она неожиданно согласилась:

– Ну и ладно. Иди Радивон куды хотел. Ежли на речку, то я тебе сала отрежу, и хлеба возьми. Нечего на одних хруктах сидеть, силу потеряешь.

А мне того и надо. Чего-то я замешкался, а тут идёт соседка Антипиха. Увидала эту грядку и говорит бабушке:

– Ой, Ивановна, что это морква у вас так густо. По агротехнике надо прореживать.

Баба Фрося зло отвечает:

– Иди отсель! Агрытехнику применяй на своём гароде. А у меня и без неё уродить.

И ведь уродилась вполне нормальная морковка, земля только вспучилась. Та же Антипиха поахала, попробовала морковку на вкус, и попросила у бабушки семян. Вот и почва для суеверных разговоров.

Поступки бабушки частенько были, как сейчас говорят, прикольными. Когда я учился в начальной школе, она запретила будить меня по утрам. Просто не подпускала ко мне родителей со словами:

– Нехай дитё спить скольки хочеть.

Из-за этого я регулярно опаздывал в школу. Учительница вызвала мать, и та ей объяснила ситуацию, мол, невозможно договориться со старорежимной бабкой. Тогда Наталья Семёновна решила разобраться сама и пришла к нам домой. С неизменной палкой в руке бабушка встретила её во дворе. Учительница стала интеллигентно объяснять, что ребёнку необходимо учиться, и всё в таком духе, а бабушка ей и говорит.