Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы
Шрифт:
– Сны не надо. Давай с пробуждения.
– Разбудила меня Верка. Прилетела она часов в десять и постучала в окно. Принесла двадцать копеек, и я дал ей за это кусочек сала.
– На двадцать копеек?
– Да нет, кусочек небольшой, много ли ей надо?
– Не пойму. Прилетела. Сало. Почему?
– Потому что ворона.
– Какая ворона ещё?
– Обычная, которые летают. Я её Веркой зову, она имя своё знает, в ответ каркает. Если где найдёт денежку, то мне несёт.
Дежурный обозвался:
– Ишь ты! Я бы заимел пяток таких ворон.
Летняя жара действовала угнетающе, в том числе и на преступные желания, поэтому в отделении почти никого не было. Время мелких правонарушений наступало ближе к вечеру. Дежурный Кирин не был загружен. Он коротко отвечал на звонки и давал устные справки изредка заходящим сотрудникам. Поначалу к допросу он отнёсся равнодушно, однако по мере развития беседы, стал проявлять к ней живой интерес. Лучков на реплику дежурного поморщился, и стал слушать дальше, а рассказывал я охотно, и строго придерживался хронологии. Первым делом я сообщил, что было на завтрак, и кто его готовил. Затем о том, как пришёл Максим, и мы пошли на речку. Я читал детективы о майоре Пронине и знал, как важны для милиции всякие детали, и старался изложить события подробнее. Поэтому я перечислил не только встреченных нами людей, но и коней, собак, а также все виденные машины.
Лучков не ожидал столь пространного доклада, и несколько раз хотел взбунтоваться, но вспоминал, что сам задал тему, и смирялся, кусая верхнюю губу. Милиционер существо терпеливое, если нужно. Я рассказал, как мы наловили раков, испекли их и съели. Хотели поймать желтобрюха, но он смылся в заросли. Дежурный подал голос:
– Удавчик-то вам зачем? Тоже испечь?
– Да нет, мы ж не китайцы, змей не едим. Просто Максиму интересно, что будет со змеёй, если её завязать узлом. Я думаю, что она развяжется, а он думает, что она так и останется. Закусили мы в саду яблоками, и пошли на речку Лукьяновку. Туда недалеко, всего три километра. В Камче ужак мало, а в Лукьяновке их водится немерено. Но мы не дошли. По дороге попалась степная гадюка, а нам для опыта всё едино, лишь бы змея была. Максим гадов боится, пришлось ловить и завязывать мне. Лучков сузил глаза:
– И не укусила?
– Нет, я же знаю, за что её хватать.
– Ну, ты брат даёшь!
В те годы хоть и редко, но ещё бывало, что эмоциональные выражения я понимал буквально, а потому удивился:
– Ничего себе! Так вы дядя милиционер мой брат? А как это? С виду вы старше моей матери.
– Да не брат я тебе, это присказка такая.
Подобного рода выяснения начинались каждый раз, как только звучало какое-нибудь иносказание. Стоило дежурному сказать Лучкову, что я валяю ваньку, как я тут же начинал доказывать, что никакого Ваньки нет, а потому валять я его не могу, да и незачем. Из-за этих отступлений допрос затянулся едва ли не на час. Я ещё долго рассказывал про охоту на сусликов, а также чем мы занимались у Максима дома, и что у него ели. Взопревший Лучков взмолился:
– Вечер скоро?
Любой неконкретный вопрос я толковал по-своему. Выглянув в окно, я сказал:
– Какой вечер? День-деньской, солнце в дуб. Гляньте сами.
– У тебя в рассказе вечер скоро?
– Нет ещё. Пошли мы в аптеку.
– Господи! В аптеку-то зачем?
– Готовиться к шутке. Шутка – дело серьёзное. К ней и подготовка нужна серьёзная.
– Так вы, значит, любите шутить?
– Не очень. Только когда вынуждают.
Лучкову показалось, что нужная тема близка, и он оживился:
– Так-так, дальше.
– Завернули к заготовителю, сдали шкурки сусличьи, деньги-то нужны. В аптеке купили валерьянки. Нашли подходящие жестянки и всё это припрятали.
Далее я рассказал про несостоявшийся волейбол и удар хворостиной, и о том, как после этих событий мы с ребятами играли в футбол на выгоне, затем продолжил:
– А когда смеркалось, то взяли спрятанное, и пошли к хате бабки Горпины.
– А почему к ней?
– Вреднющая она бабка. У неё кот научился яйца куриные разбивать и вылизывать. Засады на них в курятнике устраивает. Одно слово – лодырь. Яйцо ж не улетит, и в норку не спрячется. А бабка меня обвиняет, и всем рассказывает, что это я его научил. Глупость полная, я ведь и во двор к ней не заходил. Как-то раз шёл мимо, а этот кот на лавочке сидит. Я его только за ушами почесал, и всё, а она это увидела, и придумала небылицу. Теперь мимо двора ходить нельзя, орёт и норовит чем-нибудь стукнуть.
Кирин подал голос:
– Не прибедняйся. Научить кота бить яйца куда легче, чем ворону деньги таскать.
– Может и легче, да мне-то, какая с этого польза? Вот мы с Максимом и подумали, что всё равно она ругается, так пусть хоть не зря. Прокрались к ней в палисадник, разлили несколько пузырьков валерьянки в жестянки и разбрызгали по травке. Спрятались в кустах через дорогу и стали ждать. Через некоторое время на запах собрались в палисаднике коты со всей округи, штук пятьдесят. Нализавшись валерьянки, они устроили жуткий концерт. Бабка вышла и хотела разогнать их палкой, но коты, в своей одурелости, не разбегались. На дикий шум сбежались соседи. Максим захохотал, чем выдал наше место. Бабка Горпина запустила глудкой, и, как всегда, досталось мне. Пришлось смываться.
Лучков подобрался и спросил:
– А скажи-ка Родион, над гражданкой Нищеброд вы тоже подшутили?
Это был сильный ход. С этой гражданкой у нас больше месяца шла война, и недавно мы устроили ей шутку, в чём я и признался:
– Что, нажаловалась? И как только догадалась, что это мы?
Дежурный снова отозвался:
– Таких как вы в природе мало, вычислить легко.
Лучков решил, что допрос подошёл к концу, облегчённо вздохнул, и устало сказал:
– Давай, рассказывай.
– Неделю назад мы ей в сортир дрожжей ухнули и размешали.
– И что?
– Ясно что. Сейчас жара, дрожжи заиграли будь здоров! Попёрло так, что деревянная будка перекосилась, а уж вонищи!
Конец ознакомительного фрагмента.