Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы
Шрифт:
В ту пору мне было за тридцать, а дочке лет пять. Мне была нужна хорошая сторожевая собака, и я стал натаскивать Патрона в этом направлении. Вначале я научил его простейшим командам и правилам поведения во дворе и на улице. Научил правильно сопровождать меня пешего и на велосипеде, с поводком и без него, а также ездить в машине. Не реагировать на кошек, других собак, не подбирать с земли и не брать еду из чужих рук. После этого начального образования дальнейшее обучение идёт легче. Вскоре стало ясно, что способности Патрона гораздо шире охранных функций, и делать из него обычного цепного пса было бы неразумно. С его задатками он мог стать и пастушеской, и служебной, и даже цирковой собакой. Поэтому я стал учить его кое-чему сверх программы, и вместо дворового сторожа получил преданного четвероного друга, понимающего тебя с полувзгляда.
А некоторым вещам он научился сам. Например, изумительно драться. Конечно, он знал свой двор, но не был жёстко к нему привязан. Его территория была там, где был я. И там, где я ему её определял и приказывал охранять. Большой участок мы просто обходили по периметру, который он запоминал. Пятачок я обозначал чертой на земле. Всё. После приказа граница была на замке. Кто знал Патрона, не совался.
Я тогда работал в том колхозе, где все меня ненавидели, и гоняли по работам, куда только могли. Изживали. Из механизаторов на ферму, оттуда в столярку, и так далее. Дошло до назначения сторожем. А это дело не такое и простое. Нужно было далеко в степи ночами охранять базы с поросятами и свиньями. Без собаки это нереально. Но опыт уже имелся.
Наша с Патроном карьера началась весной с охраны парников. Раньше там для охраны собак не применяли из опасения, что они потопчут рассаду, и этим нанесут ущерба больше, чем мелкие воришки. И совершенно напрасно! Так же как и человек, собака предпочитает ходить по сухой дороге или тропинке, и без нужды не полезет в грязь. Никогда. Патрон блестяще это доказал, за всё время не поломав ни одного растения. В первый же день я познакомил Патрона с агрономшей и работавшими на парнике женщинами. Он обнюхал их, признал своими, и после этого не стал проявлять к ним агрессии до такой степени, что даже позволял себя гладить. Угощений не принимал, чем сильно удивил персонал. Но когда женщины вечером покидали территорию, назад он их уже не пускал. За такую выучку Патрона стали уважать и даже восхищаться им.
На самом деле парник охранял Патрон. Когда все уходили, я командовал: – «Служба», и пёс, коротко гавкнув в ответ, приступал к её несению. До захода солнца я читал книгу, а потом заваливался во времянке спать. Раньше там было заведено, что окрестные жители привыкли не выращивать дома рассаду, а запасаться ею на колхозном парнике. Кто через знакомство со сторожем, а кто наглым воровством в темноте. Эту традицию Патрон уничтожил. Кое-кто по старой памяти рискнул наведаться, но Патрон эти попытки пресёк на корню. После того, как он искусал двух мужичков, народ, скрипя зубами от злости, потянулся за рассадой на базар. Кого он укусил, я в потёмках не узнал, слышны были только обещания застрелить или отравить собаку. И ведь попытались. Ночью был небольшой шум, а утром я обнаружил на территории кусок варёной колбасы грамм двести весом. Было ясно, что колбаса отравленная. Я завернул её в полиэтилен, и положил в карман. Почему-то отравители собак чаще всего для этой цели использовали варёную колбасу или пирожки с печёнкой. Сдав смену, мы с Патроном обследовали местность за оградой, и вскоре нашли следы. Отравитель проявил беспечность, и эти следы через десять минут привели ко двору колхозного механизатора по кличке Шуряк. Дома его не было, и мы отправились к нему на работу в бригаду. Шуряк копошился возле трактора, а неподалёку что-то обсуждала группа механизаторов. Увидев нас, они замолчали. Шуряк оглянулся, и обнаружив невредимого Патрона, забегал глазами. Я вытащил колбасу и сказал:
– Богато живёшь Шуряк, колбасой ночами разбрасываешься.
– Чего ты? Это не моя колбаса! Не докажешь!
Я не стал вдаваться в подробности и доказательства, а просто влепил ему этой колбасой по морде, и громко сказал:
– Следующий раз я заставлю тебя самого такую колбасу сожрать. А кто вздумает поднять на собаку ружьё, то его ждёт такое, что лучше бы он и на свет не родился. Так всем и передай.
Впрочем, передавать эти слова не требовалось, их слышали все, и когда мы уходили, нас провожали только злые и угрюмые взгляды. Но покушений на Патрона больше не было ни разу.
В том году впервые за всё время рассада в парнике выросла в целости и сохранности. Это произвело на агрономшу сильное впечатление, и она выписала мне премию. В правлении на это отреагировали кисло, но премию выплатили. Более того, желая принизить мою роль в успешной работе, выписали конкретно для собаки пять килограмм свежей говядины. Намёк я понял, но не обиделся, и, несмотря на протесты жены, всё это мясо честно скормил Патрону.
Так репутация Патрона распространилась на весь колхоз, и когда мы прибыли охранять базы, свинари отнеслись к нему с большим уважением. Мы и до этого часто бывали с ним на природе, где он набрался опыта в стычках с бродячими псами. А уж на базах он погулял в степи по полной программе – зайцы, лисы, ёжики. И жуткие встречи со стаями одичалых собак. Эти пострашнее волков бывают. Трактористы одно время без ружья в поле боялись выезжать. Раза два мне приходилось отстреливаться, а потом залечивать Патрону раны. Но он приобрёл такую сноровку, что уже не боялся целой стаи, и однажды загрыз вожака, после чего остальные собаки разбежались. Конечно, он знал, что я за спиной, и это давало ему уверенность. Патрон уже не дрался, а сразу убивал.
Он был вышколенным псом, и на улицах или во дворе без нужды зубы не скалил и голоса не подавал. Патрон любил детей, и маленькие дочкины приятели вытирали об него ноги. А если они сильно ему надоедали, то он не рычал, а только убегал от детей. Однажды я видел, как он принёс заблудившегося котёночка и положил его на крыльцо. Многие люди считали его безобидным, но таким он был до моего приказа. Этот добродушный пёс свирепел, если видел направленную на меня агрессию, а он это тонко чувствовал. Не всякий человек мог похлопать меня по плечу, если Патрон был рядом. А в степи, если Патрон лежал на пороге времянки, то я чувствовал себя там, как за каменной стеной, и спал сном младенца.
Всего этого не знали два пьяных хулигана, которые по пути с речки однажды заехали на территорию базов на мотоцикле с коляской. Дело шло к вечеру, но было ещё светло. Я за столиком книжку читаю, а Патрон свернулся у меня в ногах под этим столиком. Эти придурки начали обычную программу, мол, дай закурить, да мы тебя, и всё такое. Я их ничуть не испугался, ребята сильно переоценивали себя. Я без труда мог навалять им обеим, и честно предупредил, чтобы уматывали пока целые. Не поняли, и, матерясь, двинулись в нашу сторону. А Патрон почуял агрессию, и его прямо затрясло крупной дрожью от ярости, но он дисциплинированно молчал. Они его увидели и совершили ошибку, сказав что-то обидное насчёт шелудивой собачки. Это было чересчур, и я дал команду Патрону: – «Взять». Он только этого и ждал. Как будто выброшенный катапультой, он сделал огромный прыжок и, бросившись на нарушителей, стал рвать их в клочья. Мгновенно протрезвев, все в крови и лохмотьях вместо одежды, они бросились к мотоциклу. Залезли на коляску и стали кричать:
– Мужик, убери собаку, и ты нас больше в жизни не увидишь!
Я отозвал Патрона, и он послушно прибежал на место. За всё время я даже не вставал из-за столика. Испуганно оглядываясь, они завели мотоцикл, и смылись. Больше я их не встречал. Да, Патрон вполне мог загрызть человека до смерти, и, зная это, бродяги всякого рода далеко обходили нашу территорию.
Надо сказать, я не афишировал бойцовские качества Патрона, и о них знали немногие. В станице драк мы избегали, и мои приятели восхищались другими его умениями. Но всё-таки иногда случалось. Однажды летом приехали гости с севера всей семьёй, моя родная тётя Капа, её муж дядя Валентин, их сын Юра и дочь Люба. То есть мои двоюродные брат с сестрой. Юра был уже взрослым парнем, но ещё неженатым, а Люба школьницей. Патрон им нравился, и они часто тормошили его и гладили как плюшевого. Всем кроме дяди Валентина хотелось на речку. Дядя предпочитал спокойный отдых, то есть в тени с бутылкой. Загрузились в мой «четыреста восьмой» москвич. На имевшееся свободное место Юра предложил взять Патрона. Я не возражал, так как Патрон тоже любил купаться. Приехав на речку, гости сразу кинулись в воду, а мы с Патроном задержались.
Неподалёку на берегу расположилась небольшая компания. Два станичника были мне знакомы, а третий, судя по номерам «копейки», был приезжим. Рядом с ними по берегу рыскал здоровый ротвейлер. Патрон вёл себя безупречно и с достоинством. Отошёл чуть в сторонку и сел, ожидая команды. Ротвейлер заметил собаку и пошёл на сближение. Остановился, принюхался и глухо заворчал. Патрон, молча, коротко оскалился и перестал обращать внимание на чужака. Однако я решил на всякий случай предупредить хозяина ротвейлера. Я подошёл к ним, и мы поздоровались. На скатерти стояла бутылка вина, и мужики были слегка навеселе. Я попросил хозяина собаки проследить, чтобы кобели не задрались: