Обратная сторона Мебиуса
Шрифт:
Неизменными были только пирамиды.
Пирамиды…
Пирамиды…
Жека чувствует, что начинает что-то понимать, вот-вот, вот сейчас, ну же… ну же… хватает ускользающую мысль, проваливается в сон, мысль улетает, оставляет в руках только пучок перышек из хвоста…
А наутро Ван Клик умер.
То есть, Жека не сразу понял, что он умер. Жека еще выбрался из-под одеял, еще долго растирал пальцы, закоченели-таки за ночь, еще долго прокашливался, блин, как ни проснется Жека, вечно простуженный, холод-то сучий… Еще прислушивался, не идут ли эти, которые те, которые эти, которые Жеку ищут. Нет, никого нет, унес их черт, и на том спасибо…
Жека спохватывается.
Вспоминает.
Блин, тут же этот еще… который этот… которого нет… которого не бывает… но который есть…
Который Ван Клик Энтер.
– Кликуша, хорош спать-то!
Клик не отвечает. Не шелохнется.
– Сторож долбанный, я стесняюсь просить, я тебя на хрена охранять поставил?
Жека старается говорить, как мастер. Чувствует себя важным, как мастер.
Клик не отвечает.
– Кликуша!
Жека трясет Ван Клика за плечо, вздрагивает. Прижимает пальцы к тощему кликову горлу, ищет пульс, которого нет.
Во, блин…
Мертвых Жека повидал немало, несчастных случаев в цехе было навалом. Только все этим смерти были какие-то жуткие, или кто сорвется с крана, приложится башкой об железяку, или сам козловой кран кого подцепит крюком, или кому резаком руку отхватит по самый локоть, один догадался над парами спирта цигарку засмолить, еле потом потушили…
А здесь простенько все так. Обыденно. Уснул и не проснулся.
Жека лихорадочно припоминает, что делают в таких случаях. В таких случаях все бегают и суетятся, только Жека понимает, это ни к чему, бегать и суетиться, от этого Ван Клик не воскреснет. Потом допрашивали всех и вся. Допрашивать Жеке было некого. Потом обводили труп мелом и фотографировали. Ни мела, ни телефона с собой у Жеки не было. Потом несли цветы и ели рис с изюмом, это называлось не то сватья, не то авдотья. Ни сватьи, ни авдотьи, ни цветов не было. Потом брали лопату…
А вот лопата на складе была. Рыть мерзлую землю было трудно, так и хотелось выискать какой-нибудь пневматический молоток или что покруче. Только на грохот молотка сбегутся все и вся, а Жеке это не надо, чтобы сбегались…
Потом полагалось что-то говорить, и да будет тело предано земле… нет, не то… аминь… тоже не то… Потом еще над могилой ставили пирамиду из какой-нибудь подручной фигни. Какое-то древнее поверье – пирамида над могилой. Какая-то надежда, что умерший уходит в лучший мир, пот ту сторону пирамиды.
Жека вернулся к умершему, перекинул через плечо, понес к самодельной могиле. Мертвец сжал жекину руку…
Мертвец сжал жекину руку…
Мертвец…
Во, блин…
Ван Клик со звоном и грохотом рухнул на пол, кажется, опять расколотил себе какой-то датчик.
– Ты чего, а?
– Это ты чего… Я уж думал, ты помер…
– Я тоже так думал… – Ван Клик потер виски, – с «Успокоем» переборщил, еле проснулся…
– С чем?
Ван Клик изумлен. Кажется, и правда у этого Жеки не все дома, если не понимает про Успокой. Или нет, здесь никто не знает про Успокой…
Здесь…
– Ну… лекарство… чтобы уснуть…
– Ты еще и наркоша, что ли? – Жека взрывается, распускает перья, – чтобы я твою наркоту не видел больше! Тут, знаешь, наркоши долго не живут… у нас один дурь какую-то нюхал, донюхался… В измельчитель зашел. Вот так, просто. Уж не знаю, чего ему там померещилось.
– И что?
– А то. Изрезало его на хрен… другой дурь какую-то пил, зазевался, его краном козловым пришибло… так что ты это…
Жека не успевает договорить, что это. Его прерывают голоса, склад наполняется шумом, криками, лучами фонарей, скользящими по стенам.
– Блин, нашли… – шепчет Жека.
– Кого?
– Меня, кого…
– Так иди к ним.
– Охренел? Чтобы меня тут же и пристрелили?
– За что?
– Цех я поджег…
– Зачем?
– А мне так захотелось… дай, думаю, запалю… Да и не поджигал я его, ток вечером не вырубил… и на тебе…
– Меня тоже ищут.
– А тебя за что? – Жека настораживается, – убил кого?
– Да нет… То есть, все думают, что я… а это не я отца убил… это этот…
– Какой этот?
– Ну… который сквозь стену ушел.
– Ясно все с тобой… обкурился, и папашу хлопнул… наркоша…
Ван Клик пытается что-то доказать, Жека его не слушает, давай, давай, скорей, мотаем отсюда, пока не пришибли нас к ядреной фене… Ван Клику обидно, что Жека ему не верит, сейчас хочется написать об этом в Живой Журнал, выпить две-три таблетки Позитива, потом… нет никакого журнала, нет Позитива, ничего нет, есть только жизнью убитый снегоход, который заводит Жека, садись давай, хочешь, чтобы нас тут с тобой прихлопнули, как мух…
Снегоход несется в ночь, снег летит во все стороны. Ванн Клик хочет спросить, когда наступит утро, ах да, никогда не наступит, здесь ночь съела утро, и день, и вечер…
Здесь…
В стекле снегохода отражаются огни. Там, сзади. Много огней. Красные, белые, желтые, синие. Имя им – легион. Жека еще пытается успокоить себя, что мало ли куда они так спешат, люди они вообще вечно спешат и вечно что-то не успевают. И чем дальше, тем больше видит, черт возьми, они же всей ордой за Жекой спешат, за Жекой…
Во, блин…
Нет, конечно, цех подпалить, это грех большой, за это самого человека подпалить надо, и на медленном огне поджарить. Только такого Жека не ожидал, чтобы облаву устроили по всей земле, по всей зиме. Ну сбежал и сбежал, и черт с ним, пропадет в снегах… Да какое там, всполошились, съехались как будто мо всех фабрик, со всех концов света…
Жека выжимает из снегохода последние силы.
Не отстают, с-суки…
И этот тоже хорош… Кликуша… Если бы не он, глядишь, сейчас бы и оторвался от огней Жека, а так лишний груз… и вообще Жека Клика этого убить хотел, а вон он, Ван Клик, сзади, только оглянись, только…